Ожидаемая продолжительность жизни, которая в 1900 году не достигала и 50 лет, к 1930-м годам благодаря устойчивому улучшению питания, здравоохранения и санитарно-гигиенических условий перевалила за 60[18]. При этом размер семьи сократился: если в середине XIX века в семье было в среднем семеро детей, то после 1900 года – около трех[19]. Средний возраст рождения последнего ребенка у женщины также снизился – от начала менопаузы до 30 лет и моложе[20]. В результате все больше матерей успевало дожить до зрелого возраста собственных детей. В начале XX века женщине в момент, когда ее младшему ребенку исполнялось 21, было в среднем 50 лет, а не 60 с лишним, как столетием раньше. У родителей впереди было еще много лет – никак не меньше десяти, – прежде чем их детям приходилось взять на себя заботу об их старости.

В результате родители жили и двигались дальше – как и их дети. При удачном стечении обстоятельств и дети, и родители рассматривали жизнь отдельно друг от друга как форму свободы. Если у родителей было достаточно средств, они избирали, по выражению социологов, “близость на расстоянии” (intimacy at a distance)[21]. В Америке начала XX века 60 % родителей старше 65-ти жили с одним из своих детей, к 1960-м годам эта доля сократилась до 25 %, а к 1975 году составляла уже меньше 15 %[22]. Эта закономерность наблюдается во всем мире[23]. Лишь 10 % европейцев старше 80 лет живут с детьми, при этом почти половина людей этого возраста – одинокие старики, уже потерявшие партнера[24]. Такой же радикальный сдвиг происходит и в Азии, где еще недавно сама мысль о том, что престарелых родителей можно бросить одних, считалась позором. Так думал и мой отец. Но и в Китае, и в Японии, и в Корее национальная статистика показывает, что процент стариков, которые живут одни, стремительно растет.

На самом деле это знак колоссального прогресса. В наши дни перед пожилыми людьми раскрывается масса новых возможностей. Делберт Уэбб, застройщик из Аризоны, в 1960-х годах ввел в обиход понятие “поселок для пенсионеров” (retirement community) – так Уэбб назвал поселок Сан-Сити (“Солнечный город”), который построил в пригороде Финикса: это было одно из первых поселений в мире, обязательным условием проживания в котором был преклонный возраст[25]. В свое время эта идея вызвала много споров. Большинство застройщиков были убеждены, что старики предпочтут возможность более тесно общаться со своими детьми. Однако Уэбб был не согласен. Он считал, что на закате дней никому не хочется жить так, как жил мой дед – чтобы под ногами все время путались младшие родственники. Сан-Сити воплощал альтернативное представление о том, как пожилые люди, по выражению Уэбба, будут проводить “годы досуга”. Там есть и поле для гольфа, и торговые улочки, и развлекательный центр – все нужное для того, чтобы человек на пенсии проводил свои дни в активном отдыхе, обедал в ресторанах и общался с такими же, как он сам. Подход Уэбба быстро завоевал популярность и в США, и в Южной Америке, и в Европе, и даже в Азии: поселки для пожилых людей повсеместно стали привычным явлением.

Но если человек не хотел перебираться в подобное место – как, например, не хотела Алиса Хобсон, – то он вполне мог остаться у себя дома и жить совершенно самостоятельно, так, как ему хочется. Этому можно только радоваться. Пожалуй, история еще не знала времен, когда старикам настолько хорошо жилось. Между поколениями произошел передел власти, причем совсем не такой, как иногда считают. Старики вовсе не утратили престижа и авторитета – скорее они ими просто поделились. Модернизация не подорвала статус старейшин. Она скорее подорвала статус семьи в целом. Она дала людям – и старым, и молодым – возможность вести образ жизни, в котором больше свободы и больше контроля над собственной жизнью, – а свобода предполагает и отказ от некоторых обязательств перед другими поколениями. Похоже, почитание старцев кануло в Лету, но не потому, что оно сменилось почитанием молодежи. Оно сменилось уважением к независимой личности.