В следующее мгновение они отдали шкоты и, освобождённый парус, вновь взвился по ветру, как огромный белый флаг. Крен уменьшился и тогда наши наставники решили вернуться. Наконец-то до них дошло, что прогулка в такой ветер не удалась. Но чтобы вернуться к причалу, нужно вновь заставить парус работать.

– …ифы брааать! – сквозь шум волн донеслось издалека. Арнольд Михайлович что-то кричал и размахивал руками.

Мне прекрасно было видно, как Юрий Сергеевич отдал фал и спустил реёк. Они пытались брать рифы, чтобы уменьшить площадь парусности и не перевернуться на обратном пути. На полном парусе идти стало уже невозможно. Теперь-то я понимаю, что брать рифы им необходимо было ещё до отхода, а тогда только беспомощно наблюдал.

Пока они лихорадочно пытались взять рифы, ял бросало по волнам и быстро несло на камни. Они торопились, но вдвоём получалось плохо, нужна была ещё хотя бы пара рук, чтобы удерживать вырывающееся полотнище. Вот когда я бы мог пригодиться.

Ветер трепал паруса, риф-штерты вырывались из рук, а время уходило, камни неумолимо приближались. Когда всё-таки обрифели паруса и подняли реёк, забрать ветер и набрать ход уже не успели. Тогда «папа Юра» вновь сбросил паруса и, чтобы хоть как-то оттянуть момент столкновения, они сели на вёсла. Но в два весла выгрести против такого ветра на тяжёлом яле оказалось не под силу даже двум здоровым мужикам.

Когда до камней оставались считанные метры, и крушение казалось неизбежным, оба прыгнули за борт, и стали удерживать шлюпку от удара о камни. Лишь сильно напрягшись, по пояс в воде, им удалось предотвратить столкновение и сдвинуть ял вдоль берега подальше от опасности. Потом два «бурлака», впрягшись в носовой конец, медленно потащили шлюпку по мелководью. Буксировали долго, но, в конце концов, подтащили к пирсу и торопливо ошвартовали.

Совершенно промокшие, устало направились в лагерь. Проходя мимо моего укрытия, громко обсуждали неудавшуюся парусную прогулку, не стесняясь в выражениях.

– Хорошо хоть «караси» не видят, твою мать! – бросил Арнольд Михайлович.

– Дааа, уж… – с ухмылкой протянул «папа Юра», – вот позорище-то! Рифы надо было сразу брать.

– Учитель хренов! Всю жизнь на флоте, а парусом управлять так и не научился, ети его в душу!

– Так и я на парусе с курсантов не ходил.

– Прогулялись!… – заключил Арнольд Михайлович и смачно добавил пару нелитературных выражений.

Восемнадцатого августа сорок первого, при поддержке пехоты, румыны бросили на Одессу свою 1-ю танковую дивизию, намереваясь прорвать оборону стальным клином, как это сделали немцы десять дней назад, выйдя к побережью Чёрного моря в районе Очакова. Но румыны не немцы. От Карпово и до самого Хаджибейского лимана держали оборону всего два стрелковых полка, а на стыке их позиций стояли ополченцы районной обороны.

– Попить бы, Беня.

– Семён Аркадич, ви же образованный человек, ви же инженер, таки нельзя вам пить.

– Да я знаю. Когда осколок в животе, какое питьё, только шутить и остаётся.

– Или! А, воды всё равно нет. Давайте-ка я вам мешка под голову подкладу, щёб удобнеѐ было̀.

– Может, у кого осталось? Сами бы попили. Ишь, как жарит!

– А у кого? Никого вже кроме нас не осталось. Ни воды, ни патронов, ни хлопцев. Я тут имел поползать по окопчикам пока ви отдыхали, так ничего не нашёл, а щё и осталось, взрывами позасыпало. Всё наши хлопцы в румынов выпустили, вот только одна эта фрукта и есть. Противотанковая.

– Распорядитесь ей, Беня, правильно.

– Семён Аркадич, Семён Аркадич, не делайте мне обидно. Нет такой вещи, на которой бы одеский еврей не сделал гешефта. И поверьте, Беня Гельцерович с Молдаванки, старый контрабандист, и уж он-то знает в этом толк. И я таки продам эту последнюю гранату так, щё у Антонеску денег не хватит за расплатиться. И если они себе там думают, щё они быстро будут в Одесе, таки они глубоко ошибаются. Это мы скоро будем в Бухаресте.