Когда, наконец, нескончаемый поток гостей закончился, а зала наполнилась смехом и шорохом платьев, когда дамы выстроились вдоль стен, нетерпеливо ожидая приглашений на танец, обмахиваясь веерами, а мужчины разбились в кружки, чтобы предаться беседам о политике и последних новостях, распорядитель бала объявил первый вальс.

Саша любила танцевать, а потому с первых же нот вальса смущение и волнение исчезли. В шорохе платьев под мелодичные звуки Шуберта ноги сами двигались стремительно и ритмично, вспоминая годами отточенный навык. Свой первый танец Саша отдала старшему брату, второй – Алеше. Потом танцевала с отцом, периодически меняясь с братьями. Пятый танец благосклонно подарила Косыгину, о чем тут же пожалела. Поручик пытался любезничать, что вызывало в Саше раздражение и неприязнь. Она еще помнила ту сцену на диване в кабинете отца. А потому после одного танца с Косыгиным больше с ним не танцевала, испытывая страшную брезгливость. Вряд ли поручик расстроился, потому что пару раз ему удалось-таки заполучить в объятия Ольгу Пурталес. И Саша видела, как Ольга игриво улыбалась ему, а на ее щеках играли манящие ямочки, но, сколько бы Косыгин ни пытался склониться ниже к ее божественному локотку или груди, Ольга хлопала его веером и уворачивалась. Может, от этого, а может, от выпитого шампанского вскоре щеки его яростно заалели, глаза заблестели, а рыжие пышные усы, казалось, встали торчком на довольном лице.

А вот танцы с Алешей Сашу от души повеселили. Алеша при всей своей юности и миловидности был слишком угловат и нескладен, танцы давались ему с трудом, а потому он постоянно ошибался, чем заставлял Сашу весело хохотать. Она пыталась его поддержать и вести в танце, но Алеша то путал руки, то начинал не с той ноги, от чего смеялся и сам, вспыхивая и бросая на Сашу виноватые взгляды. Саша лишь весело обнимала его и, поймав его ладони руками, снова пыталась вести.

Выбившись из сил, Алексей забавно сдул повисшую влажную челку со лба и, нескладно поклонившись Саше, уступил очередь прочим кавалерам, отходя к старшему брату, который стоял в кружке офицеров. Ловя его взгляд, Саша понеслась в безудержном вальсе, увлекаемая бесконечной чередой кавалеров, что пытались завладеть ее вниманием. Их имена и лица, заученные комплементы и остроты тонули в звуках живой музыки. Саша и не старалась их запомнить, а просто улыбалась и танцевала. Танцевала, как никогда!

После очередного вальса, она уже и не помнила, какого по счету, Саша почувствовала легкое головокружение. Тугой корсет мешал ей вдохнуть полной грудью. Да и платье было довольно тяжело, особенно длинный шлейф. А потому, виновато улыбнувшись очередному подскочившему к ней офицеру, она стремительно прошла к дальнему окну гостиной, желая передохнуть. Здесь в полутени, возле фортепиано, у открытого настежь окна можно было спокойно отдышаться, при этом открывался хороший обзор для наблюдения за всеобщим весельем. Упав на стоявшую у окна банкетку, на которой давеча они с мамой сидели и играли в четыре руки, Саша принялась отчаянно обмахивать себя веером, пытаясь выровнять разгоряченное дыхание.

– Мое восхищение, юная леди, – послышался вдруг совсем близко чей-то знакомый насмешливый голос.

Саша от неожиданности вздрогнула и обернулась. В самом углу, куда слабо попадал свет, в кресле, закинув нога на ногу, сидел тот самый Шацкий, спаситель ее шляпы! Он широко улыбался, не сводя с нее глаз. Она его сразу узнала, почувствовав, как кровь почему-то сначала совершенно отхлынула от лица, а потом ярким румянцем вспыхнула на припудренных щеках. В недоумении Саша произнесла: