Вошла старушка, маленькая, сморщенная как гриб-сморчок. Не говоря ни слова подошла ко мне и как и шаман принялась меня обнюхивать. Потом положила руки мне на живот, и принялась что-то гортанно выкрикивать. Я вопросительно кивнула Акке.
-Разговаривающая с лесом говорит, что рожать ты можешь, время просто не пришло. И ты не как все люди, ты молодая и старая вместе. Ута-уа-на таких не видела. Ты перерожденная. Ты посланница духов.
Бабка завыла и опять принялась меня обнюхивать. Я вдруг вспомнила Карла. А ведь он тоже принюхивался ко мне.
По загоревшимся глазам шаманки я поняла - от замужества она меня не спасет. Сейчас побежит докладывать, что меня надо отдать в жены вождю, причем немедленно.
Я старалась держаться, старалась подавить страх, но он противной, липкой сороконожкой полз по хребту и подбирался к мозгу.
Надела принесенную Аккой рубашку, сверху что-то похожее на платье из тонко выделанной кожи, расшитое бисером, мокасины, наотрез отказалась надевать тяжелые бусы черт знает из чего - клыки, хвосты, камни, и вернулась в "свой" вигвам.
Села на шкуры и рыкнула на служанку, чтобы валила отсюда.
-Илья, Илюшенька, милый мой, ненаглядный, да что же за судьба у меня такая. Почему не могу я быть счастлива с тем, кого люблю? Как я хочу к тебе сейчас, муж ты мой дорогой, как хочу спрятаться за твою спину...Но чтобы там эта шаманская морда не говорила, ничьей женой я быть не собираюсь. Я этому Лосю молодому рога пообломаю. И шаман этот, тьфу, танцы он видите ли танцует с призраками. Я тебе устрою танцы, бежать будешь без всяких призраков, Лис облезлый.
По мере того, как я говорила сама с собой, спавшая последние годы злость встряхивалась, потягивалась и зевала, обнажая острые клыки. Ну, товарищи индейцы, вы сами напросились. Но как бы я себя не заводила, слезы сами капали из глаз.
-Ты плачешь, госпожа, - Акка все-таки влезла обратно в типи. - Это хорошо. Шаман говорит, что у души не будет радуги, если в глазах не было слез.
-Акка, а что обозначает твое имя? - вытерев слезы, спросила я.
-Дочь Белки.
-М-да, я бы переименовала тебя в Коварную Выхухоль.
-Хорошее имя. Выхухоль очень ценный зверь, его мех не пропускает воду.
-Да ну тебя, в самом деле, - вот хоть смейся, хоть плачь. - Ты хоть понимаешь, что ты мне жизнь сломала? Я люблю своего мужа, и я хочу всю свою жизнь прожить с ним...
Вдруг рядом раздался низкий мужской голос, слова были отрывистые, резкие, но почему-то мне показалось, что это стихи. Вопросительно посмотрела на Акку. Она в блаженном экстазе прикрыла глаза и раскачивалась из стороны в сторону. Толкнула ее.
-Это что такое?
-Вождь открывает тебе свое сердце, - с трепетом произнесла женщина и тихо заговорила, продолжая покачиваться.
Волк, Малсум, и Нолка, олень
бродят у наших вод, стук моего сердца прерывается здесь
у стенок кожи, боль сжатого кулака
стремится удержать ту тетиву натянутой
слушая имя, вызванное из бессонных ночей
мои шаги эхом разносятся среди дубов
среди молодежи, которая не говорит,
и не умеет петь на языке птиц...
То ли Акка плохо переводила, то ли я напрочь лишена романтики, уж не знаю. Но не проняло. Не коснулось. Только разозлилась еще больше.
-Так, я спать хочу, - легла на шкуру, ей же и укрылась и провалилась в сон, как в спасение.
8. Глава 8
-Не бойся, не бойся, - пробивался сквозь сон тихой голос. - Все решится, главное не бойся.
-Кто ты? - спросила я.
-Ха-ха-ха, - смех разлился хрустальным колокольчиком.
Я села и покрутила головой, как-то очень хотелось, чтобы все события последних дней мне просто приснились. Но, нет. Я была в индейском вигваме, сидела на шкуре неведомого зверя и лупила глаза в темноту. Рядом слышалось мерное посапывание Дочери Белки, служанки-предательницы. Хотя, по её меркам - она просто заботилась о своем племени, а я ей никто. Вообще, про индейцев, как оказалось, я знала преступно мало. Алеуты не совсем индейцы, точнее - совсем не индейцы, а тлинкиты очень сильно отличались от других племен. Все, что я читала в книгах пока абсолютно не соответствовало действительности. Никакого благородства, красоты и романтики на тлинкитском горизонте не наблюдалось. Опять же, тлинкиты: у них женщина находится на полступеньки выше раба, который на те же полступеньки был выше собаки. Рабов могли просто ради удовольствия прикончить, причем самым жестоким образом. А когда умирал хозяин, то на его погребальный костер бросали минимум двух рабов.