– Почему ты ей не подарил это кольцо, ведь она твоя первая жена.
– Когда мы собрались пожениться, бабушка была ещё жива. Она ни за что не согласилась отдать кольцо Ирме. Баба Груша плохо видела, но на неё даже не посмотрела: «Это кольцо подаришь своей настоящей жене, она сможет его сохранить и восстановить гордость нашего рода!» Я тогда решил, что она спятила – старенькая была, больная. А на счет Ирмы она оказалась права – ничего настоящего в ней не было.
– Машенька, принеси мне бумагу и карандаши цветные.
– Что ты хочешь делать?
– Не мешай Дима, я сейчас.
Она взяла бумагу и начала рисовать. Богатырёв молча, со всё возрастающим удивлением, смотрел, что она делает, затем в прихожей на антресолях долго что-то искал. Нашел старый, потрёпанный по краям, полуистлевший альбом с фотографиями. Начал бережно перебирать пахнущие плесенью страницы, наконец, нашел, что хотел. На пожелтевшей от времени фотографии по центру в кресле сидел дородный усатый молодой мужчина в военном мундире, а слева, положив руку ему на плечо, стояла элегантно одетая молоденькая девушка. На руке ясно был виден браслет, на открытой шее лежало роскошное колье, ажурные серьги едва угадывались за светлыми локонами, а вот кольцо видно было отчетливо. Фотография была подписана ровным четким почерком на обороте, причем надпись совершенно не была повреждена временем: «Унтер-охвицеръ Илларион Акакиевич Богатырёфъ с супругою Аграфеной Лукиничной на отдыхе в Евпатории. Год одна тысяча девятьсот пятнадцатый, двадцать четвертое, август, двенадцать с четвертью пополудни».
Лена закончила рисовать. На альбомном листе чуть крупнее натуральной величины были изображены драгоценности, которые она физически не могла видеть. Она нарисовала их очень подробно, тщательно обозначив все ажурные детали, раскрасила камни. Дмитрий сравнил рисунок с фотографией. Сомнений не было, она где-то видела эти драгоценности, причем все вместе.
– Не может быть, этого просто не может быть! Их даже я не видел вместе. В детстве, помню, мама примеряла сережки и кольцо, но только дома, выходить в них куда-то папа не разрешал – они очень дорогие, их могли украсть, а ещё хуже – за них могли посадить.
– Вспомнила! Я видела их во сне не так давно, а до этого где-то что-то мелькнуло… Что это за камни?
– Маленькие точно бриллианты, а в центре воробьит или лазурит. А может быть тоже бриллиант, если только они встречаются такого размера – я точно не скажу. Но знаю камень очень редкий и очень дорогой. Бабушка рассказывала, что её дедушка в молодости проигрался вчистую. Спустил все, что у него было и единственное, что сохранила его молодая жена – эти украшения. Прадед их заложил и смог вернуть себе и землю, и деревеньки с крепостными и винокуренный завод и льнопрядильную фабрику. Постепенно смог выкупить и драгоценности. Вот и прикинь, сколько они могли стоить.
– Дима, а были у вас какие-нибудь документы на эти украшения с описанием камней, или может быть, их оценивал кто-нибудь?
– Без понятия. Надо будет поискать… Я ничего не могу понять – где ты могла их видеть, когда? Может, было что-то похожее, хотя нет, ты нарисовала очень подробно. Я ничего не понимаю, Ленка, откуда ты взялась такая? Я боюсь даже предположить, что меня ждёт с тобою рядом. Но точно знаю – мне никогда не придётся с тобою скучать, и я никогда не буду жалеть о том, что мы встретились! – он склонил голову и стал целовать её руки. – Что с тобой, тебе плохо? У тебя такие ледяные руки?
– Ничего понять не могу! Что-то происходит, всё светится, голова кружится… Дима, обними меня.