На прямой вопрос коронера Элмона, известна ли свидетелю личность любовника или любовников Лили Эдмондсон, Клементс ответил положительно и назвал человека с которым Лили поддерживала связь в последние месяцы. Таковым оказался некий Генри Калберт (Henry Culbreth), высокий, импозантного вида молодой человек. В день трагедии – 25 ноября – он подъехал на своей повозке к дому Эдмондсонов и попросил Лили выбрать ему несколько кабачков. Женщина сначала сходила с ним в огород, а затем зашла в каменный сарай. В это время Том Эдмондсон сильно занервничал. Он бросил работу и быстрым шагом отправился следом. Через несколько минут Калберт уехал, а супруги о чём-то оживленно и с явным раздражением заспорили.
После этих в высшей степени познавательных показаний Клементс сообщил членам жюри, что по его мнению Томас Эдмонсон отнюдь не погиб, а спрятался и находится где-то неподалёку. Он рассказал о ночном окрике из леса и добавил, что боится за свою жизнь и жизни близких, а потому ему необходимо переехать на постоянное жительство в другое место.
Все эти рассказы следовало признать безусловно очень интересными, но после того, как Клементс закончил давать показания, оставался один важный вопрос, не нашедший ответа: почему у свидетеля внезапно улучшилась память? Двумя сутками ранее он точно также приводился к присяге и клялся говорить одну только правду и если тогда он не лгал, то почему две версии его показаний столь радикально отличались одна от другой? В поисках ответа, автор предлагает читателю самостоятельно поразмыслить на эту тему, но при этом считает необходимым сразу внести кое-какую ясность и уточнить, что несмотря на убедительность Клементса, члены жюри оказались не столь единодушны, как прежде.
После горячих дебатов они пришли к выводу, что единого мнения о картине случившегося на ферме Эдмондсонов у них нет, а потому версию о виновности в случившемся главы семьи они не могут считать наиболее достоверной. В этом смысле субботнее заседание коронного жюри оказалось весьма показательным – оно зафиксировало раскол мнений среди правоохранителей, которые никак не могли договориться относительно того, какой же из гипотез отдать предпочтение. Окружной прокурор и коронер считали Тома Эдмондсона исчадием ада, убившим семью и устроившим чудовищную инсценировку ограбления, а шериф настаивал на том, что исчезнувший фермер является такой же жертвой преступления, что и его ближайшие родственники, с той только разницей, что хитроумный преступник спрятал его тело с целью введения в заблуждение правоохранительных органов и общественности.
Несложно догадаться, что версия о кровавой расправе мужа-ревнивца, убившего неверную жену и прижитых ею в грехе детей, не могла не произвести впечатление на обывателя начала прошлого столетия. Даже при нынешней свободе нравов подобная история цепляет за живое и побуждает к размышлениям о фундаментальных проблемах человеческого бытия: ценности жизни, природе порока, силе любви, границах преданности и тому подобных категориях. Неудивительно, что случившееся в округе Морган мало кого оставляло равнодушным и репортажи о ходе расследования с завидной периодичностью появлялись в газетах, издававшихся в самых отдаленных от Алабамы уголках США.
В период с 26 ноября по 2 декабря 1908 г., т.е. менее чем за неделю, Служба окружного шерифа получила не менее 3-х телеграфных сообщений о том, что Тома Эдмондсона видели в различных частях страны. В одном случае речь шла о восточной части Нью-Йорка, в другом – о городе Бриджпорт в штате Коннектикут, а в третьем – о Декейторе, административном центре округа Монро. Все сообщения проходили надлежащую проверку и людей, принятых за Эдмондсона, всякий раз удавалось обнаружить. Ни один из них не являлся исчезнувшим фермером.