Фигурки крутятся в пространстве, точно кто-то выстрелил им в ноги, рассыпаются в такт неумолимо дикого резонанса, исходящего от бьющихся, похожих на вогнутые груди с приплюснутыми сосками, вибрирующих, словно крылья бабочки, гигантских сабвуферов.

Оседая и застывая в этом изогнутом пространстве светотени, с пеной у рта и грязными ногтями царапаешь меня, откладывая в ранки, размером с наконечник тоненькой иголки, белые икринки, заражая меня своими паразитами, создавая во мне благоприятный для них дом. Порабощенное сознание заселено твоим потомством. Оно постепенно съедает меня изнутри, выедает оболочку, расщепляет структурные связи моего застывшего в пространстве тела. И, словно из бумаги, слоями старой желтой книги я рассыпаюсь на этом мокром, грязном танцевальном полу.

Толпа продолжает свой бесноватый танец, я чувствую их ноги, их запах пота на себе и в то же время вдруг понимаю, что стал чем-то другим, приобрел другую суть. Сердце бьется нематериальной частью огромного кластера, объединенного высокоскоростными каналами связи. Передо мной бесконечное множество сгибается под давлением гравитационных сил, соединенных в единое скопление, на век застывшее того, что во мгновение ока. Я стал частью единого организма, в такт которому забилась в венах кровь. И вдруг оно прошептало: «На нас двоих одного пространства мало».

Словно поморщившись от приступа брезгливости, не желая принимать меня в своем огромном теле, оно подцепило ноготком то, что от меня осталось, движением, как будто выковыривавшим из зуба застрявшее зернышко мака, и вышвырнуло меня в открытое, голодное, безжизненное пространство пустоты.

Дрейфуя в межгалактическом пространстве с кучей пыли, я вдруг увидел, как ты отделилась от нематериального эфира и поплыла навстречу мне. До чего же ты прекрасна! От этой красоты у меня оборвалось дыхание, и закружилась голова.

Всем существом я потянулся к твоему высокому, стройному, словно отлитому из белого мрамора, телу. Длинные прямые волосы, точно грива, развивались за твоей спиной каким-то причудливым оттенком темного вперемешку с медовым шоколада. Густые темные брови и два темных глаза, пристально всматривающихся в меня с нотками недоверия и нетерпения. Какое же красивое у тебя лицо! Я тут же протянул свои безжизненные руки и обхватил его ладонями. Огрубевшая плоть вмиг почувствовала бархатный мед твоей кожи.

Ты – сама жизнь, рассвет в безжизненном пространстве, в котором я дрейфовал, пока ты не замаячила передо мной ярко-красным огнем совершенного тела.

Кровавые губы твоего чуть изогнутого рта зашевелились, и ты прошептала мне свое имя. И в тот же самый миг я понял – ты сделаешь меня своим рабом.

Не знаю, зачем Сэму это было нужно, но, увидев меня сидящим на скамейке возле дома Эстер, он вдруг решил, что нам с ним необходимо развеяться. На днях ему позвонил один из его «непростых» знакомых и сообщил, что достал приглашение в клуб «Уэбстер Холл». Там как раз проходили дни электронной музыки. Так мы попали на рейв-вечеринку в самый эпицентр гламурных фриков Манхэттена.

Мы явно ошиблись с прикидом, потому как на мне была школьная форма, а на Сэме – его обычный изысканный костюм: узкие брюки, белая рубашка и приталенный пиджак на одной пуговице. Собравшаяся там пестрая толпа людей, скорее всего, в париках-дредах всевозможных цветов, была одета в удивительные костюмы из латекса, перетянутые ремнями разной длины и ширины, больше напоминающие костюмы для БДСМ-игр. И все они изображали подобие танца, содрогаясь в конвульсиях перед безумно популярным дабстеп-диджеем, ремиксы которого заставляли этих людей вытворять гротескные движения руками и ногами. Мне стало смешно, и уже через пару минут наблюдений, расположившись за стойкой, к которой нас припарковал Сэм, я разразился истеричным хохотом.