На замиокулькасе у Маргариты появилась некоторая обреченность во взгляде, в организме включились защитные механизмы, и она начала отключаться. Быстро уловив затухание интереса, хозяйка добавила голосу густоты и твердости:

– А вот там цитрусовые… Ну хорошо, пойдемте смотреть историческую часть.

Преодолев симпатичный мостик, проложенный через небольшой водоем, в котором сидела черепаха, очутились в уютном закутке.

– Здесь у меня собраны растения, упомянутые в Библии, – с легкой гордостью объявила Елизавета Алексеевна, изящно взмахнув рукой. – Не все, конечно. Вот зизифус, из которого был сделан терновый венец Христа.

Маргарита дотронулась до острой колючки – больно укололась. Подумала: «Я бы дома такой цветок выращивать не стала». За зизифусом следовали миниатюрный кедр, смоковница (а попросту инжир, известный наиболее продвинутым ботаникам и как фиговое дерево) и даже мандрагора (кто бы мог подумать, что это не выдумка Джоан Роулинг). «Для полноты коллекции надо бы полынь и чечевицу посадить», – мелькнуло в голове у Маргариты.

За библейскими растениями были растения-подарки (тоже предмет нешуточной гордости Елизаветы Алексеевны).

– Кстати, эта красавица-азалия – знак внимания от Николая Петровича, вашего отца («Уф, успел отметиться», – подумала Маргарита.) А вот эту эхмею мне подарил один сенатор, он часто у нас отдыхает. Она цветет только один раз. Мне кажется, что скоро зацветет. Не сомневаюсь, что зацветет.

Елизавета Алексеевна без устали порхала по оранжерее. Глаз горел. Голос пел. Морщинки на лице разгладились. «Выходит, какой-то лечебный эффект у всей этой зелени все-таки есть», – сказала себе Маргарита.

– Это небольшое оливковое дерево Ване подарил Моисей Борисов – он несколько раз был в нашем городе на гастролях. Почему-то засохло. И уход был по всем правилам. Придется выбросить. А жаль. Очень жаль.

Маргарита задумалась. Борисов был славен нетрадиционностью сексуальной ориентации. «И он дарит подарки Иноземцеву? – насторожилась она. – К чему бы это?» Сказала себе решительно и твердо: «Меня ориентация Ивана Григорьевича совершенно не интересует. И точка».

Оставшуюся часть лекции внимала в пол-уха, пребывая в мучительнейших сомнениях. Высохшее оливковое дерево прочно зацепилось в ее многодумной голове. Так все-таки похож или нет? Да нет же, решительно не похож. Не похож совершенно. Или похож? Она, безусловно, придерживалась самых широких взглядов, но в данном конкретном случае ее широкие взгляды каким-то замысловатым образом сужались, не оставляя Ивану Григорьевичу Иноземцеву никакой свободы выбора.

К счастью, дендропоход был не слишком долгим. Это, конечно же, не Королевский ботанический сад Кью[9], но впечатление почему-то осталось довольно сильное. Может быть, даже более сильное, чем от Кью.

У выхода стояло ухоженное денежное дерево монументальных пропорций. Рядом еще одно – упитанное, мясистое, именуемое долларовым. Впрочем, с общей обстановкой дома оба эти растения, напоминавшие о необходимости диверсификации инвестиционного портфеля, категорически гармонировали.

– А теперь, уважаемая Маргарита Николаевна, почему бы нам не попить чаю? Тем более что все уже готово. – Елизавета Алексеевна взяла Маргариту под руку и, не дожидаясь ее согласия, решительно повела через просторный двор.

Чай пили в открытой беседке, которая была со всех сторон захвачена плющом, уже впитавшим бурные краски осени. Рядом с беседкой, бросая на лужайку объемные пятнистые тени, росла старая яблоня столь любимой у нас коричной породы. Разогретые на солнце, некрупные яблочки излучали исключительный медово-коричный аромат, благодаря которому варенье из них и называют в северных краях царским. Недавно сорванные яблоки лежали на большом хрустальном блюде, рядом стояла вазочка со свежесваренным, еще теплым вареньем, а середину стола занимал внушительных размеров пирог с начинкой из тех же яблок. Над столом жужжала пара надоедливых пчел, привлеченных сладким ароматом.