Бен смотрит на нее сияющими влюбленными глазами. Кладет левую руку на руль, а правой осторожно проскальзывает под платье, нежно ласкает бедро, но не касается ее «киски», как она это называет.

23:15, дома

– Аааах, как хорошо дома, – говорит Бен.

– Да, я тоже не могла дождаться, пока мы приедем домой, – возбужденно отвечает Людивин.

Он идет в ванную, чтобы почистить зубы и освежиться, затем ложится на диван и включает телевизор. В этот момент нафантазированная Люд страстная самба превращается в бал старых паралитиков – по сути, в танец глубокой печали.

«Нееет… Он же не может так со мной поступить, правда?»

– Люд, что ты там делаешь? Иди скорей, смотри, какую прелесть по телеку крутят!

– Нет, спасибо, я иду спать!

– Ладно, скоро приду, только досмотрю.

И вот она плетется в ванную и видит в зеркале свое лицо с катящимися по щекам слезами. Всхлипывая, говорит себе: «Люд, хватит врать себе: ты уже не так хороша, как раньше. Посмотри на это лицо, волосы… ну и что, что ты похудела – все равно ты больше не красотка. Глянь, какая задница! Признай уже, что исключительно по твоей вине вы превратились в пару старых добрых друзей!»

Уделив время жалости к себе, Людивин решает лечь спать. Даже макияж не смыла – так тошно ей было смотреть на себя в зеркало.

Открывает дверь спальни и закрывает глаза. Ей хочется одного – исчезнуть! Она шумно втягивает носом воздух, пытаясь проглотить всю свою печаль. Берет грязную футболку мужа, брошенную им на стуле, и крепко прижимает к себе. Его запах немного успокаивает. Если у нее не получается прикоснуться к его коже, то придется довольствоваться этим куском ткани, пропитанным его одеколоном и потом. Она проявила настойчивость, но все еще не может поверить в происходящее. «Этого не может быть, – думает она. – Мы не могли докатиться до такого!» Слезы высохли, усилием воли ей удается придумать последнюю попытку, которую она готова предпринять для спасения отношений. В конце концов, он любовь всей ее жизни.

Люд раздевается догола, забирается в постель и оставляет включенным ночник на прикроватной тумбочке. Думаете, это тонкая метафора того, что надежда все еще жива и, несмотря ни на что, брезжит свет в конце тоннеля? Прежде всего, это стратегия, попытка заставить его пройти мимо нее, чтобы выключить ночник! Хитра, лисица! А вдруг ему захочется прикоснуться к ней, кто знает?

Минуты тянутся как часы… и вдруг!

00:10

Слышится скрип деревянной лестницы. Она закрывает глаза и притворяется спящей, но сердце бешено колотится. Отворачивает край простыни, чтобы он смог увидеть ее обнаженное тело, лежащее в позе ложки, с недвусмысленно выпирающими ягодицами. С того места, откуда он появится, будет хорошо видно даже ее вульву и… все остальное! Очевидное приглашение, очень наглядное. К такой картине никто на свете не сможет остаться равнодушным.

Он открывает дверь, укрывает ее, чтобы не простудилась, целует в лобик и выключает свет. Даже ее лучший друг, никогда не осмелившийся бы прикоснуться к ней, не поступил бы так!

Люд сворачивается калачиком. Она не может сделать вдох и начинает задыхаться.

То, что должно было произойти, произошло. Долгие месяцы разочарований и сдерживания эмоций прорываются наружу. Людивин резко вскакивает, включает свет и, рыдая, пытается выговориться.

– Мне… мне… мне больно, Бен! Кто… кто я для тебя?

Глубокий вдох, по телу разливается гнев. Он становится все сильнее и сильнее, и она, наконец, не выдерживает.

– Черт возьми, в чем проблема, Бен? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь со мной? Я из кожи вон лезу, чтобы разжечь пламя, а тебе наплевать! Да что происходит-то? Может, тебе вообще женщины больше не нравятся? Я чего-то не знаю?