– Ну. опять щеловатая посудина, – махнул он рукой. Но Эммочку он очень любил, баловал и даже брал с собой в командировки. На работе он был на хорошем счету. В партии тоже пользовался авторитетом. Его выбрали делегатом на 17 съезд партии – Съезд победителей. После съезда его перевели в Ярославль, в областное управление, где вскоре он возглавил ветеринарную службу. Он часто выезжал в колхозы с проверками. Я говорила ему,

– Миша, все из колхозов возвращаются с продуктами, а ты хоть бы сметаны деревенской привез.

– Что-ты, Маня, нельзя, подумают, что я взятки беру.

Жили мы дружно. Вечерами я ждала его с горячим ужином. Он всё чаще был расстроенным. Ходил по комнате, скрестив за спиной ладони и рассказывал мне о том, что его тревожило. Предупреждал, чтобы я никому не рассказывала то, что слышала от него. Летом 1937 года он уехал в командировку в Кострому и взял с собой Эмму. Через два дня я получила от него телеграмму: " Приезжай за Эммой, я задерживаюсь». Я приехала сразу, чувствовала, что происходит что-то страшное. Ужинали мы в ресторане, потом он проводил нас с дочкой на поезд. Через несколько дней к нам домой пришли работники НКВД с обыском. Миша из командировки не вернулся. Тревожное было время. Каждую ночь во двор нашего дома, где жили преимущественно работники областного управления, приезжал черный автомобиль, в народе его прозвали «воронок», и забирал кого-то из работников управления. После обыска я вышла на общую террасу, там курил сосед. Я сказала ему, что Мишу арестовали.

– Мария Ивановна, не ждите. Собирайте детей и уезжайте отсюда подальше. Я утром тоже уеду, не буду дожидаться ареста.

От Михаила пришло только одно письмо. Он просил теплые вещи, писал, что ждать его не имеет смысла, советовал мне уехать с детьми к его отцу. Я так и сделала. Собрала ему посылочку, отстояла очередь, чтобы передать её в следственный изолятор. А потом собрала нехитрые пожитки, мебель свезли с Алей в скупочный магазин. Мы уехали в Спасское. Родители Михаила жили в небольшом доме в другой деревне у дочери. В Спасском верховодил старший брат Михаила. Невестка приняла нас недружелюбно. Ещё трое нахлебников и ещё одна хозяйка в доме её не устраивали. Я работала в хозяйстве с ними на равных, но чувствовала, что моих детей во всем обделяют и смотрят косо. Тогда я взяла с собой старшую дочь Алю и поехала с ней в Котельнич искать работу.

Мой отец ничем не мог мне помочь. К тому времени его раскулачили и с женой и двумя сыновьями выслали за Урал. Сестры мои Оля и Вера были выданы замуж. Олю отдали за деревенского парня. Она прожила всю жизнь в деревне, родила и воспитала шестерых детей. Всем дала образование. Её пять сыновей впоследствии стали уважаемыми людьми. Старость свою она провела у дочери. Дожила до 98 лет. Верочка, единственная из нас вышла замуж по любви. С мужем уехала в Ленинград. Но в блокаду умер её муж и старший сын. А после войны трагически погиб и младший. Она осталась одна. Ходила в церковь. Там нашла утешение и близкого человека, священника, который заменил ей сына.

В Котельниче жила двоюродная сестра Миши, Нина, с сыном лет десяти. На работу меня никуда не брали. Как только узнавали, что муж арестован, отказывали. Я пришла в туберкулезный диспансер. Требовалась санитарка. В этот раз я скрыла от работника отдела кадров, об аресте мужа не сказала. Работала, старалась. Аля поступила в фельдшерскую школу. Я собиралась забрать дочек позже, когда определюсь с жильем. Первое время я жила у сестры. Но в один прекрасный день вечером мои дочки Неля и Эмма появились у нас на пороге. Сбежали из деревни и разыскали нас по адресу на письме, которое я им отправила.