На кораблях не выдают пакетов, как на самолетах гражданской авиации. А раз их нет, что делать тем несчастным, кого приступ морской болезни настиг внезапно? Выход один – бежать в гальюн. (Вариант с выскакиванием к ограждению палубы – не самый лучший. Во-первых, выход на верхнюю палубу во время шторма запрещается, а, во-вторых, за борт могут улететь не только последствия морской болезни, но и сам «больной».) Но обычно никто не успевает добежать, так как развязка наступает слишком быстро…

Приборщики коридоров и внутренних трапов начинают завидовать черной завистью приборщикам верхней палубы. И опрометчиво готовы с ними поменяться, забывая, что зимой и поздней осенью те завидуют им.

– Лучше бы ты обоср…ся! – от всего сердца желают они очередной жертве качки, ликвидируя последствия ее фиаско.

Если вы думаете, что приборщики злые ребята, то вы ошибаетесь, им всего лишь хочется справедливости. Произойди то, о чем они сейчас мечтали вслух, виновник сам бы стирал за собой, а тут убирают они. Их нужно понять и простить. Ведь и им сейчас не очень комфортно, а некоторые сами готовы присоединиться к невольным нарушителям корабельной чистоты. Нередко можно наблюдать картину, как приборщик, начавший убирать за кем-то, заодно убирает и за собой…

Передвигаться по кораблю становится опасно – можно случайно наступить на… в общем, понятно, на что. И это в тропических тапках!.. А ведь оно еще и очень скользкое… В таких случаях к нестройному хору проклятий приборщиков добавляются трехэтажные восклицания невнимательных или близоруких членов экипажа.

Те, кого клянут последними словами, сами не рады, они чувствуют неудобство перед товарищами и готовы многое отдать, чтобы перестало постоянно мутить. Но их собственные организмы отказываются им повиноваться. А, как известно, бунт на корабле ни к чему хорошему не приводит…

Командование пытается облегчить страдания новичков, используя дедовские способы. С началом шторма экипажу дополнительно выдают соленые огурцы и сухари. Баталер продовольственный разносит их по боевым постам и раздает желающим, словно Дед Мороз подарки.

Кто-то когда-то решил, что это должно помочь страдальцам. Беременным при токсикозе это, может, и помогает, но, по моим наблюдениям, от морской болезни не спасает. Единственным способом победить укачивание является привыкание к нему. Поговорка «Стерпится – слюбится» здесь тоже работает.

Чтобы «слюбилось» хватает двух-трех вахт, причем для некоторых – в обнимку с обрезом («тазом» на сухопутном языке), с которым можно, не стесняясь, делиться самым сокровенным. А тот будет участливо внимать…

Но у нас все-таки отыскались два упрямца, так и не полюбившие качку. Начальник РТС (радиотехнической службы), как только начинало штормить, переставал посещать кают-компанию, он лишь жадно пил чай и нехорошо бледнел с оттенками зеленого. Смотреть на него было больно.

Артиллерист из двух зол: тошнота или голод – выбирал первое. Поэтому во время несения вахты он по несколько раз убегал с ГКП (главного командного пункта) на подветренное крыло мостика. Благо там были высокие борта, за которые можно было смело перегибаться, не опасаясь выпасть. Океан относился к его наклонам с пониманием, а планктон – с благодарностью…

Так эти два мученика и несли свой военно-морской крест.

Смотреть на передвижение членов экипажа по кораблю во время качки доставляет большую радость. Причем степень удовольствия возрастает пропорционально массе и возрасту передвигающегося. Проносящийся галопом восемнадцатилетний худосочный матросик не шел ни в какое сравнение с массивным сорокалетним замом, неуклюже и грузно плюхающимся о переборки, громко сопящим и молча потеющим.