– Ты что, дурак? – удивленно посмотрел на него Богоявленский.

– А вы не знали? – удивился Смолин.

– Ой, иди отсюда. – Адвокат брезгливо отмахнулся.

– С удовольствием, сэр. Если захотите поговорить…

– Стой. – Смолин уже шагнул за дверь. Пришлось вернуться, принять смиренную стойку. – Что же я хотел… – Богоявленский усердно наморщил лоб. – Где твоя милость шлялась полдня?

Смолин изобразил оскорбленную добродетель. Он был именно там, куда через испорченный телефон под названием Харчевский его отправил Михал Михалыч. На краю цивилизации. Он выполнял поручение. Результат неутешительный, но рано или поздно гражданка Талысина в городе объявится.

– Замечательно, – восхитился босс, – не хватало нам еще осложнений в этом деле. Харчевский доложил, что ты неправильно его понял и напрасно потерял время.

Смолин из последних сил изображал смирение. Обычное дело. Прав не тот, кто прав, а тот, кто первым пожалуется. Да, он ошибся адресом, попал в квартиру, где проживают посторонние, пришлось поплутать по местам не столь отдаленным…

– Иди, – сказал Богоявленский, – нет, постой.

– Может, мне распасться на две половинки, шеф? – учтиво спросил Смолин.

– Не дерзи, – рыкнул начальник. – Забудь про Талысину. С завтрашнего дня займешься иском гражданки Комаровой Надежды Павловны к управляющей компании «Тулинка». Энергетики допустили скачок напряжения, и у гражданки Комаровой вышло из строя все, что было включено в розетку. Плазма с мощным разрешением, двухъядерный компьютер, японский холодильник, немецкая плита. Она предоставила список. Убытков на двести пятьдесят тысяч. Моральный ущерб оценивает в ту же сумму. Наша задача, чтобы по первому пункту компенсировали хотя бы двести тысяч, по второму – хоть что-то. Работай, Павел Аверьянович, наше дело правое. – Руководитель немигающим взором уставился на подчиненного.

– Дело правое, Михал Михалыч, спору нет, – допустил Смолин, – но глухое. Враг не будет разбит, и победа, как всегда, останется за государством. Признайтесь, на что вы рассчитываете?

– На прецедент, – отрезал Богоявленский. – Пора кончать с произволом государства над маленьким беззащитным человеком!

Размышляя, с каких это пор беззащитные маленькие люди являются обладателями ультрамодной роскоши на четверть миллиона, Смолин покинул святая святых и пешком отправился домой. Не связывали ли гражданку Комарову с благородным юристом тесные дружеские отношения? Он пришел домой задолго до Альбины, блуждал сомнамбулой по пустым комнатам, соображая, чего же не хватает в этой квартире. Не хватало тещи. Приятно, но не более. Сила, равная мощности подъемного крана, работала на отрыв.

– Что с тобой? – спросила Альбина, обнаружив мужа в подвешенном состоянии. – Утром у тебя был другой взгляд.

– Одичал, – пояснил Смолин, равнодушно наблюдая, как жена разоблачается и, покачивая неувядающими бедрами, уходит под душ – смывать кладбищенские миазмы. Она оставила открытой дверь, он пошел за ней, пристроился бедным родственником на бельевой коробке.

– Ужин приготовил? – пропадая под струей, спросила Альбина.

– И не думал, – признался он. – В холодильнике что-то было.

– Было, – согласилась Альбина. – Благородная пища древних греков. Древняя гречка. Мама в пятницу приготовила. Сама и ела. Кстати, насчет мамы… – Альбина задумалась под струей, а Смолину стало интересно, будет плановый скандал, или Альбина поменяет планы. Она поменяла планы. – Не стоит о грустном.

– Не стоит, – согласился Смолин, – поругаться всегда успеем.

– Все сидишь на коробке? – Мокрая голова спустя минуту высунулась из-за шторки. – Такое ощущение, что тебя терзает чувство вины. Я ошибаюсь?