«Довольно, – думал Смолин, шагая к Верещеевскому парку. – Выброси из головы. Добром это дело не кончится».

В четыре часа он сидел за рабочим столом и отбивался от назойливых взглядов.

– Где был, чего видел? – любопытствовал Рудик Харчевский – болезненно худой, с ранними залысинами, одетый в безупречный костюм и ботинки за триста долларов.

– Работал, – огрызался Смолин. – У меня и без вашей Талысиной разъездных дел по горло. Заехал в Северный поселок – проверить в местной управляющей компании жалобу сутяжницы Антохиной, потом на площади Калинина в здании проектных институтов убил полтора часа – там, оказывается, нет юридической конторы «Гранит» – съехала на прошлой неделе, а известить забыла…

Он делал вид, что поглощен изучением документов, скопившихся на столе, выхватывал листы из папок, помещал в другие, и все это происходило под неусыпным взором коллег.

– У тебя утомленный вид, Павел Аверьянович. – Лариса Малинович, статная дама в огромных очках, сделала выразительную паузу. – Признайся, ты водишь нас за нос. Ты подрабатываешь грузчиком на сортировочной станции, и сегодня была такая запарка…

– Я тоже утомился, – зевнул рассудительный и такой же очкастый Виктор Плотников. – Пытался на прошлой неделе доказать Богоявленскому, что меня зовут Виктор, а не Трактор, но номер не удался, он взвалил на меня очередной бракоразводный процесс. А еще я должен по пятницам и средам ездить в филиал юридического на Советской и вести у школяров семинары по особенностям гражданского и уголовного судопроизводства со стороны защиты. В прошлую пятницу я чуть с ума не сошел, объясняя этим бездарям, кто такой обвиняемый и какие у него права.

– Мы ждем тебя по пятницам и средам… – ангельским голоском пропела Лариса. Потом спросила: – А кто такой обвиняемый? – и густо покраснела. – Нет, я знаю, поймите меня правильно, но вот конкретная формулировка… Мы не занимаемся уголовными делами.

– Вынесут постановление о привлечении тебя в качестве обвиняемого и покажут обвинительный акт – станешь обвиняемой, – пояснил Рудик.

– А прав у этих несчастных больше, чем у бегающих на свободе, – позавидовал Виктор. – А первое право: знать, в чем тебя обвиняют.

Коллеги лениво похихикали. Смолин не участвовал в беседе и стал объектом новых острот.

– Это не физическое переутомление, – подметила Лариса и ласково погладила Смолина по голове. – У нашего Паши что-то с мозгами.

– Их просто немного, – несмешно пошутил Рудик.

– А недавно обнаружили француза с половиной мозга, – вспомнил эрудированный Виктор. – Странные дела у парня в голове. Серое и белое вещество тонким слоем выстилают стенки черепа, а остальное пространство занимает вода. Точнее, цереброспинальная жидкость. При этом житель Марселя абсолютно нормален, имеет семью и работает государственным служащим.

– Зачем государственным служащим мозги? – пожал плечами Рудик. – За них государство думает. А кто за нас будет думать? Богоявленский? Сомневаюсь. Ты точно не нашел Талысину? – повернулся он к Смолину.

– По мнению соседки, Талысина уехала к родне на Алтай, – буркнул Смолин.

– К родне? – ужаснулся Рудик. – К какой еще родне? Не пугай меня.

– Или к знакомым, – допустил Смолин. – Связи с ней нет, остается ждать, пока вернется.

– Ужас, – покачал головой Рудик. – Не удивлюсь, если Гангреева, узнав об этом, отправит по следу дочери наемного убийцу. Ей и так досталось. Ухаживала до последнего дня за полоумной старухой… в общем, ей есть чем гордиться, если это не она, конечно, прикончила мать.

– Не она, – вздохнула Лариса. – Тромб в легком, старуха просто лопнула. А Гангреева понятия не имеет, что такое медицина, и как с ее помощью умерщвлять людей. Она по специальности – бездельница с дипломом искусствоведа.