— Послушай, давай, ты сейчас уйдешь, а если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то мы встретимся в другой раз и поговорим. Не при ребенке, пожалуйста, — она без страха смотрела ему в глаза, но в тоже время и без вызова, с немой мольбой во взгляде. — Пожалуйста, — повторила, чувствуя его колебание, — не пугай мне ребенка, ей и так несладко. Я обещаю, что прятаться не буду… — запал кончился, ее голос дрогнул, слезы запросились наружу.

Не меньше минуты парень оглядывал ее испытующим взглядом, а затем, поставив кружку на стол, безмолвно удалился. Через треснутое окно в кухне Олеся видела, как он пересек дворик и запер за собой калитку. Прежде чем уйти окончательно, еще несколько секунд постоял у забора, глядя на их домик.

И только тут Олеся почувствовала, как ее бьет дрожь. Морозит в тонком халатике. Наверху Настя явно исходила обидой, но успокаивать ее сейчас сил не было. Как и говорить дочери о смерти любимой няни язык не поворачивался. Та обязательно расплачется, а следом и она сама. А она давно запретила себе плакать, несмотря ни на что. Нельзя себя жалеть, потому что жалость от слова «жало», и жалит ее жизнь вполне заслуженно.

Не замечая, что рука потянулась вытереть сухие глаза, Олеся открыла список контактов в телефоне. Так, сейчас ей нужно найти, куда пристроить на ночь Настю, потом думать насчет похорон, а потом еще уроки, а потом…

Блин, который вообще час?

9. Глава 8

Уходя из дома Таюрских, Крест уже не чувствовал ту злость, которая, собственно, и пригнала его туда. Наоборот, в душе колыхнулось что-то вроде жалости. Разумеется, жалость эта относилась к дочери Олеси, а не к ней самой. Только из-за нее он не стал продолжать разборки с мадам Таюрских и ушел ни с чем, так и не узнав, что же двигало той, когда много лет назад она давала против него показания. И дом, и обстановка в нем были небогатыми, даже треснутое стекло в кухонном окне не спешили заменить. Куда же она те деньги-то потратила, что получила за клевету?

Впрочем, и дураку понятно, что требовать чего-то от этой девицы теперь уже бесполезно, лучше направить все усилия на то, чтобы начать новую жизнь. И первым делом следовало устроиться на работу. Еще день он без толку проходил по более-менее приличным конторам, где вновь получил отказ, а вот на местном рынке срочно требовались грузчики, и на его судимость никто не обратил внимания. Оплата была сдельной и зависела от выполненного объема работы, что Креста вполне устраивало. И хотя к вечеру он порядком устал, полученными деньгами остался доволен. Поднакопив, он сможет снять собственное жилье, пусть совсем небольшое, в самом дальнем районе города. Хоть Валет и уверял его в том, что он может жить у них сколько угодно, Крест понимал, что стесняет «молодую семью», а вскоре ведь еще и ребенок появится.

На следующий день разгрузки было немного, и они с ребятами управились до обеда, а новой поставки товара в этот день не предвиделось. Уже на выходе с рынка Крест заметил корзинку с копошащимися в ней белыми комочками и снова вспомнил девочку с грустными серыми глазами, так похожую на его сестру. Полчаса спустя он уже стоял возле дома Таюрских, держа на руках маленькое пушистое создание.

Потоптавшись у калитки, он понял, что дома, скорее всего, никого нет — окна плотно закрыты, дверь — тоже. Видимо, Олеся ушла за дочкой в школу. Будь она дома, давно бы его увидела и вышла узнать, что он здесь делает.

Решая не привлекать лишнего внимания соседей, Крест подцепил крючок на калитке и прошел на участок, устроился на лавочке. Погода была солнечной и теплой. Щенок, всю дорогу провозившийся на его руках, пригрелся, успокоился и, кажется, задремал. И Крест тоже прикрыл глаза, позволил себе ненадолго расслабиться.