– Приготовиться к бою, – скомандовал Кульга. – Все по местам! Передать комбату, что впереди бронепоезд и мы атакуем его. Щетилин, заряжай бронебойными!

Сержант Щетилин натренированным движением ловко втолкнул маслянистый снаряд и, захлопнув замок, установил гильзоулавливатель, потертый брезентовый мешок с прямоугольной металлической рамкой, чем-то похожий на приемник для конвертов, в который почтовики опоражнивают почтовые ящики.

– Готово.

– Не снимай спуск с предохранителя, – повелел Кульга и по танковому переговорному устройству приказал: – Полный вперед!

Мингашева плавно тронула машину с места и стала прибавлять скорость. Когда, подмяв куст и миновав елку, выехали из-за прикрытия, танк сразу пошел быстрее, вздымая снежную пыль.

– Фу, черт! – Григорий шепотом выругался, забывая, что весь экипаж его слышит. Спохватившись, громко добавил. – Жми на полную, сержант Мингашева!

Он надеялся на нее. А у Кульги сократился обзор, отчего он и ругнулся. Сломанная зеленая ветка елки попала в смотровую цель и закрыла прицел. Он видел перед собой лишь увеличенные ярко-зеленые иголки хвои, на которых чудом держались снежинки. В прицеле, за хвоинками, мелькали то заснеженная земля, то хмурое небо.

Шум двигателя становился все сильнее. Галия гнала машину вниз по склону. Танк подпрыгивал, его бросало то вверх, то вниз, то в стороны, словно это была не тяжелая могучая машина, а хрупкая лодка на волнах в открытом море.

– Обрыв скоро! – услышал Кульга в наушниках голос водителя. – Приготовиться!

– Жми!

Галия, чувствуя всевозрастающую скорость, что было силы жала ногой на акселератор до отказа. «Тридцатьчетверка» летела, как на гонках, вздымая снежную пыль. Все ближе берег, все ближе момент прыжка. Галия крепче сжала рычаги. Вот и те три березки, росшие кучно, она их заприметила с вершины.

– Держись, ребята!

Танк, словно оттолкнувшись от крутого берега, взлетел. Галия мгновенно, заученным движением, задрала нос танка вверх, потом, бросив рычаги, сама наклонилась вперед, сжимаясь в комок, и, закрыв лицо ладонями меховых варежек, зажмурилась, притаилась в ожидании.

Сильный удар швырнул Мингашеву вперед. Она больно ударилась головой. И все-таки успела схватиться за рычаги. «Тридцатьчетверка» заскользила по льду, который плавно пружинил. Легко, невесомо, как во сне, пролетела Галия несколько десятков метров. Даже подумать успела: «Ой, получилось».

– Ну, Мингашева, ты молодчина! – облегченно выдохнул, радуясь, командир. – Высший пилотаж!

Зеленая ветка отлетела, открыв смотровую щель. Кульга через прицел увидел приближающиеся пики камыша, заросли берегового кустарника. Реку одолели! Но не успел он обрадоваться, как почувствовал: «тридцатьчетверка» мягко пошла вниз, проваливаясь сквозь лед. Внутрь сквозь щели хлынула обжигающая вода.

– Ой, мамочка! Тонем! – по-бабьи взвизгнула от страха Мингашева.

– Сбавь обороты! Убери газ! – выкрикнул Кульга, напряженно вслушиваясь в захлебывающийся рокот мотора, единственного их спасителя.

Танк по инерции промчался по дну реки несколько метров, выскочил на мелкое место, почти у берега, пробив башней и всей своей массой над собою лед. Кроша и ломая его, «тридцатьчетверка», словно ледокол, продвигалась к берегу. Сзади лопались огромные пузыри, клокотали выхлопные газы. По бокам танка плыли большие и малые куски льда, снежное крошево, и, переливаясь радугой, отсвечивала пленка машинного масла.

– Двигаемся! – сдавленным, глухим голосом воскликнул Юстас Бимбурас, радуясь спасению. – Двигаемся!

– Спокойнее, Галя, спокойнее, – наставлял Кульга, напряженно всматриваясь.