– А я никогда не была в этих местах! – Лия поспешила остановить порыв подрывника и Владимира который стал ее раздражать, открыла окно. В лицо подул горячий ветер, и впервые она была ему благодарна. В машине слишком холодно, слишком веяло враждебностью и недовольством. Кроме того, она ощущала неловкость, за то, что поставили в такое неловкое положение гордого непоколебимого воина в черном одеянии.

Ветер отрезвляюще играл в волосах, пока она рассматривала окружающий мир.

Слева от дороги, прямо на краю обрыва стоял укрепленный небольшой город, или то, что от него осталось. Бетонные серые стены вырастали из камня, испещренные ровными зияющими провалами окон. Словно тысячи раскрытых ртов, безмолвно и злобно устремились на свою жертву, готовые ожить, поглотить в бетонное чрево незадачливых путников.

Лия с каким-то внутренним мрачным вызовом смотрела на дома, на мерзкий страх, который липкой дрожью простирался по коже, струящийся прямо из этих окон, из черноты. Она заглатывала ее, создавала резкий диссонанс на белых стенах и обожжённом кирпиче.

Хриплый голос Лиама выплыл из ее сознания, когда он, наконец, остановил тираду Володи и приказал утихнуть другим.

– Это был приграничный пункт, – сказал он, указывая на дома. – Посмотрите на стены и ту башню. Видите?

Лия не сразу сообразила, куда указывал Лиам, настолько сильно приковал взгляд общий вид. А там, стояли, ощетинившись вверх, длинные сверкающие металлические стволы. Странный контраст, такой же, как между окнами и белизной стен выделялся и здесь – среди ржавого забора, коричневых прутьев и кристальной, начищенной до блеска стали. Лия чувствовала, что практически не дышит.

– Они так и не выстрелили, – вслед дыханию ответил Искатель.

– А должны были? – уточнил с ноткой скепсиса       Владимир.

– Да. Они получили приказ. Но так и не выполнили его. Не произвели ни одного выстрела.

– Почему? – Тихо спросил Аким Филимонович, на что Лиам мог только пожать плечами.

Мрачный голос пленника снова ворвался в салон.

– Им помешал Голос. Песня Пустыни не позволила запустить ракеты.

– Брехня! – Снова взъелся Володя. – Снова ваши бредовые сказки!

Аким Филимонович покачал головой и обнял крепче свой портфель. Его седые брови плотно сдвинулись над переносицей, он чувствовал себя старым и никчемным. Владимир показал себя ханжой. Бесцеремонность и полное нежелание никого слушать огорчали старика все больше. А ведь, это именно тот самый Володя, который несколько дней назад принес ему эти документы, веселый Володя, который с таким энтузиазмом учился у Акима Филимоновича, придумывал эксперименты, делился своей широкой душой со всеми!

Что же с ним стало? Что с НАМИ стало? Со всеми нами! Вот рядом сидит бедная девочка, затравленная обстоятельствами и теснотой этой машины. Ее колени чуть ли не упираются в ноги пленника… а лучший друг, ученик плюется ядом и откровенно над всеми насмехается. Мы стали такими… почему мы превратились в таких? А в каких таких? Чем мы, по сути, отличаемся от тех, кто получил приказ стрелять, но по какой-то причине так и не выпустил ни одной ракеты? В какую точку Земли должна была она упасть? Какую часть разрушить и положить жизни таких же… как мы?

Аким Филимонович вдруг взволнованно перевел дух. В его сознании проступила тончайшая нить, которая была невероятно важна для него, для всех. Он пытался спасти жизнь, Хранители построили Город, чтобы спасти жизнь! Но оставшись одни, люди снова готовы были всех сожрать. Даже здесь, в этой машине. А если, весь человеческий мир – это маска? Лишь роль, которую играют горожане. А, вдруг у Акима получится? Вдруг он сможет завершить эпоху Восстановления и Земля снова зацветет?! Что тогда? Будут ли благодарны ему? Не ввергнут ли ее снова в пучину гибели с радостным улюлюканьем или полнейшим беспощадным равнодушием! Безразличием и ханжеством! Когда над сочувствующими насмехаются; над раненными глумятся; над историей, легендами, над добрыми традициями народов плюются и кривляются?!