Была невеста из древнего рода муромских бояр. Даже Мелания, которую Ратислав взял на сватовство с собой, очень ревниво относящаяся к его княжескому происхождению, не без ворчания, но невесту одобрила. Ликом та оказалась весьма миловидна, станом гибка, кожей бела. Синие очи словно заглядывали в самую душу. Исполнилось ей в то время пятнадцать весен. В скорости будет шестнадцать – самая пора замуж.

Вот Юрий Ингоревич, глядя на исхудавшего и почерневшего от беспощадного степного солнца боярина, и велел ему отправляться в свое имение, передохнуть недельку да собираться за невестой и ее родней: свадьбу решили играть в Рязани. Великий князь и епископ пообещали помочь в сем деле. А гроза из степи, видно, в этом году уж не придет.

И вот на тебе, не прошло и недели, отпущенной для отдыха, а князь Юрий вызывает в Рязань. Ох, чует сердце, не к добру это. Видно, пришли с Дикого поля черные вести. Что ж, надо собираться.

– Вели седлать, Могута, – обратился Ратьша к своему ближнику. – Мешкать нельзя.

– Сколько людей возьмем, боярин?

– Думаю, никого. Вдвоем с тобой двинемся. Окрест вроде тихо. Жеребцы у нас резвые, доберемся быстро.

– Заводных брать?

– Да нет, путь невелик, не успеют притомиться коники.

– Пойду, распоряжусь.

Могута скрылся в воротах. Ратьша еще раз окинул взглядом окрестности и зашагал следом.

Выехали в полдень. Втроем. Ратьша, Могута и рязанский гонец, назвавшийся Всемилом. К вечеру предполагали добраться до стольного града. Боярин взял под седло своего любимого Буяна, крупного жеребца вороной масти. Конь был хорош на походе, бережно, как ребенка в люльке, неся хозяина. Хорош был и в бою, послушный малейшему движению коленей, легко поднимая и всадника в доспехах, и кожаную конскую бронь.

Ездил Ратислав на нем уж пятый год и не мог нахвалиться. Купил еще жеребенком по случаю, будучи по посольскому делу в половецком стойбище дружественного Рязани Кутлаг-хана. Продавал коняшку черкесский купец. Торговались, помнится, долго. Ну да какая ж покупка без торга? Не торговаться – себя не уважать, да и продавца тоже. Большие деньги отдал тогда, пятьдесят пять хорезмийских дирхемов. Но не пожалел о потраченном ни разу. Жеребенок вырос в красавца-коня, за которого Ратьше после предлагали и две, и две с половиной сотни серебром.

Лошади – страсть Ратислава. Лошади и оружие. В конюшне Крепи стояла дюжина лошадок, на которых ездил только сам боярин, не давая под седло их больше никому, только разве пастухам для выпаса. Оружие хранилось в боярских покоях, развешенное по стенам. Прямые с широкими долами варяжские мечи, поуже и подлинней – франкские, совсем узкие и длинные – фряжские. Из сабель имелись массивные, со слабым изгибом – булгарские, потоньше и поизогнутей – хазарские, саксинские и половецкие, которые друг от друга мог отличить только большой знаток. Ну и гордость боярина – два тонких, хищно изогнутых клинка, выкованных сарацинскими мастерами, с извилистым булатным узором на лезвии.

Шеломы, брони кольчатые, латные и пластинчатые, щиты деревянные, кожаные с набитыми металлическими пластинами, цельнокованые… Много чего еще. Имелось оружие и попроще, для вооружения окрестных смердов при набеге из степи. Это добро хранилось с должным уходом в подклетях терема. Связки стрел и сулиц, щиты, шлемы самые разные, но все годные для боя. Брони простые из толстой сыромятной кожи, копытные латы, немного старых, взятых с боя, пробитых-прорубленых кольчуг, починенных сельским кузнецом. Ну и копья, топоры, само собой, немного мечей и сабель попроще. Всем этим добром можно было вооружить до полутора сотен ратников.