А вечером вернулись адреналин и жажда опасности. Флеминга снова потянуло в опасный Стамбул. Опытный разведчик не рискнул отправиться на прогулку один и после расспросов нанял проводника – энергичного турка Назима Калкавана. Турок оказался не только великолепным проводником, но и весьма любопытным типом. Он получил образование в Оксфорде, а в Стамбуле ему принадлежала небольшая компания по перевозке через Босфор. Турецкий провожатый, подобно Флемингу, был гедонистом. Он обожал отличные сигареты, крепкие напитки, красивых женщин и другие радости жизни, а свою жизненную позицию формулировал кратко и удивительно просто: «Подобно моему отцу, я потребляю женщин в большом количестве. Но, в отличие от него, я пью и курю, а это мешает любви, как и моя работа. Из-за слишком большого умственного напряжения кровь приливает к голове, а не к тем частям тела, которым она больше всего нужна. Но я жаден до жизни и часто перехожу разумные границы. Когда-нибудь сердце у меня неожиданно остановится. В него вцепится Железный Краб, как это случилось с моим отцом. Но я не боюсь Железного Краба. На моем памятнике напишут: „ЭТОТ ЧЕЛОВЕК УМЕР, ПОТОМУ ЧТО СЛИШКОМ ЛЮБИЛ ЖИТЬ“».

В первый же день между мужчинами установилась крепкая дружба. Флемингу многое нравилось в этом человеке «с черными вьющимися волосами и кривым носом», с лицом «бродячего солдата удачи». Ему нравилось пожатие «теплой и сухой руки», неутомимая энергия и неисчерпаемый запас историй.

«Я редко встречал кого-либо в своей жизни, – рассказывал позже Калкаван о Флеминге, – с таким количеством тепла, с таким жизнелюбием, с такой отзывчивостью ко всему». Калкавану нравилось неисчерпаемое желание Яна познакомиться со Стамбулом, насладиться тайными удовольствиями и презрение к интеллектуалам.

Как вы догадываетесь, Назим стал моделью для одного из героев романа – Дарко Керима, турецкого агента СИС, который помогал Бонду во время его приключений в Стамбуле. «Бонд думал, что никогда не видел такой жизненной силы и тепла в человеческом лице. Это было похоже на то, чтобы быть рядом с солнцем, и Бонд отпустил сильную сухую руку и уставился на Керима с дружелюбием, которое он редко чувствовал к незнакомцу».

Где только не побывал Флеминг вместе с Калкаваном. В огромном древнем Стамбуле были некая угрюмость и восточный блеск. Благодаря экскурсиям турецкого провожатого он представал живым городом, способным помогать друзьям и сопротивляться врагам. Предоставлю слово самому Флемингу – не только бывалому путешественнику, но и мастеру описывать экзотические места: «Ровно в девять утра элегантный „роллс-ройс“ бесшумно подкатил к подъезду гостиницы и повез Бонда через площадь Таксим, оживленные улицы Истиклала и мост Галата Бридж, переброшенный через Босфор, обратно в Европу. Огромный автомобиль пробирался по мосту среди бесчисленного множества повозок и велосипедов, обгоняя трамваи и расчищая себе дорогу могучим ревом воздушного гудка, на резиновый баллон которого то и дело нажимал шофер. Наконец они съехали с широкого моста, и перед ними открылась старая европейская часть Стамбула с тонкими минаретами, вонзающимися в голубое небо, подобно копьям, и куполами древних мечетей, напоминающих огромные выпуклые груди. Все это походило на иллюстрации к „Тысяче и одной ночи“…»

Вместе с Калкваном Флеминг смог испытать все доступные наслаждения и соблазны Стамбула. Опытный путешественник с легкостью переносил неудобства, которые вознаграждались радостью от очередного приключения. А потому ни вестибюль гостиницы, где он остановился на одну ночь, соблазнившись звучным названием «Хрустальный дворец», «с засиженными мухами пальмами в бронзовых кадках, пол из выцветших плиток мавританского кафеля», ни отсутствие воды в кране не могли испортить Флемингу удовольствие от турецкой кухни: «Завтрак превзошел все ожидания. Простокваша в голубой фарфоровой кружке была с желтоватым оттенком и густая, как сметана. Инжир – зрелым и мягким, а кофе – черным, как смоль, и свежемолотым».