Вот в таких условиях материальной и информационной нищеты сельского бытия, лжи и обмана «там, наверху», о чём навряд ли простые люди даже догадывались, потому что при живом Сталине все были приучены к тому, что народ о всех событиях в стране информируется полно и честно, без обмана, и росло поколение Матвея. По прошествии многих и многих лет уже теперь Матвей Трофимович пришёл к убеждению, что обман верхами низов существовал во все века и у всех народов, и без него в практической деятельности вроде бы даже и не обойтись. Но уровень и «объём» обмана резко возрастают при смене, тем более, в неординарных условиях, сильной личности во главе государства на более слабую, затрудняющуюся в принятии решений, особенно по сложным вопросам. Такие личности склонны принимать скоропалительные и потому не всегда всесторонне продуманные решения, импровизировать, приспосабливаться, лавировать, выдавать желаемое за действительное.

Именно такие руководители, начиная с Хрущёва, и оказывались во главе Советского государства. Обман, ложь, недомыслие и самоуправство становились обыденностью. За сказанным публично словом часто не следовало никакого дела. На трибунах все ораторы были «истинными ленинцами», глубоко уверенными в «правоте нашего курса». Твёрдо стоящими на страже социалистической законности и сохранности социалистической собственности, не терпящими злоупотреблений спиртными напитками и т. п. Но пока на трибуне гремели громы и сверкали молнии, где-нибудь на хозяйственном дворе в это же время, тихо и без суеты, в багажник машины оратора-руководителя загружали ту самую социалистическую собственность, естественно уворованную. Речь, конечно, идёт об «верных ленинцах» областного и районного масштабов и работниках центральных органов. Членам ЦК, тем более, членам Политбюро и им равным, без всякого шума всё доставлялось из спецраспределителей. Так что ленинцы ленинцами, а мораль и нравственность были далеко от них, часто очень далеко.

Может это и хорошо, что серая крестьянская масса, включая сюда и их детей-учеников, не знала, что на самом деле делалось «там, наверху». «Меньше знаешь, крепче спишь!» Хотя тяжёлый труд на земле и на фермах так пригибал работающих, что никакой информации о государственных делах и не хотелось даже слушать. Скорее бы голову на подушку, потому что их утром ожидали те же самые заботы, тот же самый тяжёлый крестьянский труд.

Большее впечатление производили, конечно, дела более понятные. Например, сообщение о предстоящей амнистии после смерти Сталина. Потому что среди сельчан были те, которые надеялись вскоре увидеть свих родных и близких, осуждённых за какие-то противозаконные действия. Правда, Матвей хорошо помнит, что в их селе сам факт амнистии прошёл совсем незаметно, так как вернувшихся из мест заключения было очень мало, в отличие от областного центра, в котором резко возросло число серьёзных криминальных преступлений, совершаемых бывшими зеками. То, что в 1953 г. резко ухудшилась общественная безопасность в областном центре, ощущалось во всех местах с массовым скоплением людей: в магазинах, на рынках, и даже на улицах.

Матвей это отмечал по своим собственным ощущениям, когда вместе со своими сельчанами торговал картошкой на рынках, и после распродажи, когда шли в магазин купить хлеба или тех же макарон, постоянно дрожа за сохранность своих с огромным трудом заработанных мизерных «капиталов». Тревожности добавляли и рассказы проживающих в городе родственников и знакомых, бывших односельчан. По доходившим слухам, власти были вынуждены ужесточить реагирование на все правонарушения, вплоть до публичного расстрела мародёров, грабителей и обвинённых в убийствах. Правда, публичных расстрелов ни Матвей, ни его родственники и знакомые лично не видели. Скорее всего, это были сплетни. Но, тем не менее, уже в 1954 г. обстановка в городе стала намного спокойней.