Он сделал паузу, хлебнул китайского лимонника и продолжил:

– Вы знаете, что счастье присосаться к нефтяной или газовой трубе наш холдинг обошло. К этому надо добавить, что наши пять банков не удостоились попасть в список для приобретения государственных краткосрочных облигаций – ГКО и облигаций федерального займа – ОФЗ, а там сумасшедшие проценты. Зато эта игра понравилась пацанам из-за бугра. Если в позапрошлом году в руках иностранных спекулянтов находилось 16 процентов всех выпущенных ценных бумаг, то сейчас уже почти треть! Другими словами, варягам-инвесторам наши «умные» российские правители отдали ликвидных ценных бумаг на 20 миллиардов долларов!

– Это у нас, уважаемые люди, – реальная экономика, мы своими руками и головой зарабатываем живые деньги и кормим миллион ртов по разные стороны высоких заборов с вышками. А международный спекулянт-финансист только тем и занимается, что скупает и сбрасывает ценные бумаги чужой страны – в зависимости от поступающей к нему разведывательной информации. Что случись, – снимутся и улетят, а с ними и наши российские денежки. Такое и надвигается, я бы назвал его день «П» с окончанием на «Ц», когда всё это может рухнуть. Мы, братцы, останемся без штанов и опять пойдём воровать – кто резать сумки и карманы, кто обносить квартиры и вскрывать сейфы, кто «катать» по поездам, а кто и мочить инкассаторов. Короче, от чего ушли, к тому пришли. Кого-нибудь из присутствующих такая перспектива устраивает?

Тишина бывает гробовая. Но та, что воцарилась в этом европейского дизайна уютном зале для переговоров, явила собой тишину абсолютного космического вакуума.

– Вот и мне это не катит, – продолжал Толстый, всласть удовлетворившись многозначительной паузой. После денег, сочинительства, баб и своего душистого табака Захарыч больше всего любил играть паузами.

– Четвёртый год страна живёт взаймы. Мы с вами пашем, зарабатываем, а кто-то занимает и занимает. У кого? А кто даст – у Международного валютного фонда, у Америки. Но теперь всё больше берут у своего народа, у российского бизнеса. Все берут – от нашего рукастого правительства до нахрапистых князьков в субъектах Федерации. И набрали столько, что проценты по долгам отдавать больше нечем. Вот и решили объявить: извините, платить больше не можем, – кирдык. У них это называется «дефолт».

– Теперь самое интересное: где здесь мы? Ни ГКО, ни ОФЗ, как я уже сказал, у нас нет, а значит, мы с вами денег правительству не занимали. И это – по понятиям: с босяка можно получить только с мёртвого и то – лишь ссаными трусами. Выходит, пусть волнуются те, кто жировал на эти немыслимые проценты? Им, конечно, не позавидуешь, но лично мне ближе к телу рубашка моего холдинга.

Толстый вынул из кармана доллар.

– Вот он, зелёненький, родной. И купил я его всего за шесть «деревянных», точнее – за 6 рублей 21 копейку – недорого. Вчера приобрёл, двенадцатого июля. А как вы думаете, если я решу заполучить такую же заморскую бумажку, скажем, двадцать пятого декабря, во что она мне обойдётся? Какие будут мнения?

Присутствующие зашептали, и в этом шелесте неоднократно прозвучало – «валютный коридор».

– Правильно, коридор? – подхватил Толстый. – Его установили, чтобы никому было неповадно устраивать нам «чёрные» вторники и прочие дни недели, начисто лишённые светлых жизнеутверждающих тонов. Пусть курс доллара протискивается по этому узкому проходу, не взлетает и не падает. Только это вам не дохленький рубль, это американский орёл – птица свободолюбивая. И если его сегодня зажали в «коридоре», завтра он может из него вырваться на свободу, и тогда мало никому не покажется. Коридорчик-то этот висит на тоненькой ниточке дряхлых способностей Центробанка удерживать «зелёненький» финансовыми методами. А российские финансы, как уже говорилось, «поют романсы». Так что в канун нового, 1999 года, этот доллар мне, несчастному, меньше, чем за двадцать рублей, не видать.