Вглядываясь в звезды, я чувствую, что память начинает подводить меня, заставляя выбирать из прошлого кажущиеся мне важными подробности и обходить стороной то, что помнится хуже или представляется мне, дерзкому, недостойным внимания. Вся эта история, которая разматывается, как аркан, нужна только для того, чтобы помочь мне понять самое главное, случившееся со всеми нами. То самое, что знают звезды и создавший их Единый, но не я, дерзкий раб, вынужденный мучительно размышлять столько лет… Не знаю, как сказать о нем, ибо оно не имеет не только названия, но даже определения. Это о нем теперь спорят у ночных костров жалкие бородатые мудрецы. Наверное, все наши скитания и потери были чем-то вроде долгих испытаний, которые проходит любой воин для того, чтобы однажды в один-единственный миг не дрогнуть и оказаться достойным выполнить то, что ему предназначено… Если бы я мог с уверенностью сказать, что был достойным своей скромной доли! Спустя много лет, почти на пороге смерти, которую я вижу так же ясно, как эти звезды, я понял, что жизнь каждого из нас, подчиненная воле Единого, только на крохотное мгновение отдается в руки человека, и именно на это мгновение он становится равным Ему… или окончательно теряет себя. Таких мгновений в жизни обычных людей бывает несколько, но в жизни людей великих – всего лишь одно…

Почему я вспомнил этого жалкого самозванца Нахора? Наверное, потому, что он неожиданно для меня тоже стал служить моему господину – и сослужил-таки странную службу.

Побродив несколько дней, не найдя ничего съестного и утолив мучительную жажду из мутного ручейка, неведомо откуда взявшегося в пустыне, мы поняли, что нужно либо отправляться дальше на юг, рискуя умереть с голоду, либо держаться поближе к городской стене Бабеллы, где можно было найти пропитание. Что, впрочем, тоже было рискованно: городская стража не любила оборванцев, готовых поживиться чем придется… Но господин решил иначе. Доверившись Нахору, он отправил его в город, вручил ключ от лавки и приказал принести оставшиеся там деньги… ну или хотя бы украсть на базаре какой-нибудь еды. О том, что будет с нами потом, он не говорил, но мне казалось, что я ясно вижу его желание.

Не устану повторять, что господин мой – человек великий и необычный. С этим, к счастью, не спорят даже наши бородатые болтуны. Поэтому, наверное, я часто не мог предвидеть действий моего господина и ошибался, пытаясь предсказать, как он поступит в том или ином случае. На этот раз я ошибся дважды. Нахор отсутствовал так долго, что господин заволновался. Я решил было, что он волнуется из-за отсутствия еды, ибо не мог же он беспокоиться о жизни несчастного Нахора.

Нахор появился тогда, когда я уже начал подумывать, что следующим в город придется отправляться мне. Какой смысл Нахору хранить верность моему господину? Я видел его глаза и знал, что этот человек легко мог бы найти себе службу попроще. Он вообще легко менял все, что мог поменять с выгодой для себя: друзей, верования, женщин, овец и коз… Но в тот раз Нахор верно послужил моему господину.

Не сразу я понял, что господину удалось обмануть меня в тот день, когда он ударил Шари. Ничего он не боялся, а просто хотел избавиться и от лавки, и от Лахаджа. Но это понимание пришло ко мне много позже, когда нас, слуг и друзей, у господина значительно прибавилось, и мы все вместе бежали дальше на юг. Мы вообще все время куда-то бежали. Может быть, потому, что трудно сказать, кого у нас было больше – пастухов или пророков…

А тогда мы с господином сидели за большим камнем, брошенным за ненадобностью строителями Внешней стены, я развел из сухой травы скудный костерок, и вдруг из темноты вынырнул Нахор с тяжелым свертком под мышкой. Собравшийся было прибить подлого раба, заставившего моего господина так долго голодать, я замер с поднятой рукой. Вслед за Нахором у костра появилась невысокая хрупкая фигурка, с головы до ног закутанная в плотный куннет. Господину снова удалось меня провести.