Ну, раз уж начали по-английски…

– Мэм, разрешите вас поприветствовать на борту.

Моего корявого вступления она словно не заметила.

– Все директивы выполнены?

И тут же у меня мелькнул знакомый транспарант с одиноким зелёным кружком. На случай, если я сомневался, что это свои. Можно подумать, это могли быть какие-то чужие.

– Да, мэм.

Она смотрела на меня, не мигая, как на неживой предмет, изучая.

– Были на базе какие-либо происшествия, о которых не стало известно из открытых источников?

Читайте «вам есть, что нам сообщить нового».

– На станции никак нет, из внутрикорпоративных новостей «Янгуан Цзи»…

– Неважно.

Она оглядела меня с головы до ног, так что я внезапно и остро почувствовал себя раздетым.

– Что-нибудь ещё, мэм?

Она обернулась к одному из саркофагов и замерла в выжидательной позе, явно в этот момент молчаливо общаясь с кем-то, находящимся внутри.

– Медблок станции полностью функционален?

– Да, там часть боксов…

Только завершив фразу, я обратил внимание, что обращалась она вовсе не ко мне. Здоровый мужик, что колдовал у терминала, не оборачиваясь, коротко кивнул.

– Мэм, разрешите обратиться?

Она повернулась ко мне так нехотя, что я невольно снова занервничал.

– Мэм, там внизу… они пока не знают, что вы здесь, но это ненадолго… как вы собираетесь попасть в медблок?

Она даже не мигнула, шевелился только рот:

– Анна. Вас ведь в детстве звали Анна? Но ведь это женское имя?

Откуда…

– Да… Да, сподобилась мама на имечко. Очень, видимо, хотела доченьку. По евроайди я с 16 лет Ильмари.

– Пусть так. Сколько у вас прижизненная доза, Ильмари?

– 110 миллизивертов. Правда, из них 102 за последний год.

– Хронические заболевания? Генетически обусловленные болезни? Психические отклонения, о которых мне следует знать?

Я чуть не поперхнулся.

– Н-нет, насколько мне известно, нет.

– Прекрасно, садитесь.

И я сел. Как кукла, как безвольная марионетка, у которой разом обрезали все нити. Мешком свалился к её ногам, без сил привалившись к холодной стене.

Краем сознания я понимал, что происходит что-то не то, но сил сопротивляться у меня не было.

Было слышно, как загалдел интерком, смутно знакомые голоса что-то тараторили на пунтухуа, мелькало и моё имя, которое они привычно коверкали на свой манер. Меня это даже не задевало.

Женщина отошла к лежащим поодаль саркофагам, начала колдовать над одним из них. Я отрешённо продолжал за ней наблюдать.

Надо же. Анна. Сам почти забыл. А они нет.

Между тем шум голосов в интеркоме всё нарастал, там что-то происходило, но я никак не мог сосредоточиться, чтобы понять, что именно.

Из скрытых в стенах динамиков послышалось слабое шипение, а до этого до нас донёсся далёкий металлический лязг смыкающихся гермопереборок.

У меня в памяти замелькали колонки иероглифов. Согласно инструкции 125.6.1 в случае срабатывания датчиков систем пожаротушения всему персоналу предписывается в течение тридцати секунд надеть дыхательные маски высокого давления, гнёзда для них автоматически деблокируются на десятой секунде после срабатывания датчиков. На двадцатой секунде гермосекция, в которой произошло срабатывание, отделяется от остальных. Спустя тридцать пять секунд из всей гермосекции стравливается воздух и нагнетается аргон давлением 50 килопаскалей. Спустя минуту давление в гермосекции автоматически восстанавливается за счёт вытеснения аргона азотом. В случае, если датчики не срабатывают повторно, в гермосекцию подаётся кислород. Маска высокого давления рассчитана на автономное поддержание жизнеобеспечения в течение получаса или более длительного времени при подключении к внешней системе регенерации воздуха. После отключения глобального транспаранта «пожар!» персонал должен приступить к устранению нанесённого базе ущерба согласно инструкции125.6.80.