В первую же ночь пошел снег: девочка увидела его впервые за долгое время. Она не спала, – зачарованно смотрела на сыпавшиеся сверху белые пёрышки, смотрела до тех пор, пока собравшийся на отмостках дома небольшой сугроб почти закрыл собой маленькое окно.

И тогда Девочка первый раз за всё время своего путешествия заплакала, отпуская себя в новую жизнь. Заплакала тихо, чтобы никого не разбудить, заплакала, потому что впервые в жизни она смотрела на небо, а на душе не делалось легче, заплакала оттого, что надежда на что-то светлое и радостное уходила навсегда. Она заплакала сиротскими слезами от жалости к самой себе.

Утром вошёл охранник, недобро взглянул на перепуганных и скомканных со сна девочек и сказал по-русски:

– Сейчас придёт хозяин и будет смотреть!

«Какой хозяин?.. Что смотреть?.. Почему смотреть?..» – многие девочки, плохо знавшие русский, ничего не поняли. До этого с ними разговаривали только на узбекском.

Хозяином оказался старик в длинном плаще из мягкой кожи. Он медленно подошел к сбившимся в дальний, самый темный, угол подвала невольницам. Внимательно осмотрел каждую, прищурился, и его холодные глаза на мгновение вспыхнули хищным жаром. Потом ещё раз посмотрел, и молча проткнул воздух указательным пальцем в сторону нашей Девочки.

– Ну, ты, Карим, даёшь! – засуетился охранник, вытягивая оцепеневшее тело ослабевшей девочки из матрасно-девичей кучи, – Сразу самую красивую даже в темноте можешь выбрать!.. – Да, чтоб я так жену себе выбирал!

– Рано тебе, Коля, ещё жениться! Потом мы тебе жену найдём, потом… Иди скажи Серёге, чтобы машину подогнал, сейчас поедем, – просипел старик дребезжащим голосом. – И накиньте на неё что-нибудь тёплое…

– По-русски понимаешь? – эти слова старик еще несколько раз повторил, когда они ехали в большой красивой машине, пока она, наконец, не кивнула ему. Её хрупкое, словно застывшее, тельце окаменело рядом с ним на заднем сидении, а он все что-то говорил, говорил и придвигался ближе, обдавая смрадом старческого дыхания. Девочке уже не было страшно. Откуда-то, из какой-то неизмеримой глубины сознания поднималось сдавленное сожаление о ещё не прожитой жизни. Нет, слёзы тоже были – но они текли не по щекам. Казалось, её слезы скатывались по внутренней стороне век куда-то внутрь тела. Она отрешенно смотрела в окно автомобиля на мокрые и грязные от растаявшего снега улицы, каких-то суетливых и очень чужих людей, спешащих по своим чужим делам, и думала о том, что все ее надежды на какую-то новую жизнь умерли вместе с ночным снегопадом, который завалил последнее светлое окошко в её жизни.

Она не вспоминала своего деда. Она забыла о нем навсегда, хотя его и так – словно не было…

6

Она родилась в жарких краях, где носят тюбетейки и живут в послушании старшим.

Девочки там созревают быстро, а красивые девочки ещё быстрее: Она была очень красива, и сразу сама поняла это. Но, какая-то врожденная скромность не позволяла открыто упиваться своим совершенством. Ни одно зеркало не смогло вместить в себя всю свежесть её юной красоты. В них отражались лишь стройность длинных ног и нетерпеливая нежность девичьих грудей. Впрочем, смотреться в зеркала и, даже, в зеркальце – маленький блестящий кружочек, доставшийся ей от мамы, почти не было возможности.

Лишь иногда, короткими ночами, лежа под черным теплым небом и глядя на загадочное мерцание далеких звезд, мечтала о будущем. Она была уверена, что там, далеко впереди, куда на рассвете падают все звёзды, ее ждет нечто прекрасное и удивительное. И тогда её душа наполнялась сладостным предвкушением будущей жизни, какое бывает только в детстве.