– Ну-ка, ну-ка!

Непонятно, то ли это такая фотка плохая, то ли картина слишком хорошая, но я отлично узнал на ней себя и тех мужчину с женщиной, что видел сегодня. Интересно, я все еще там?

– Проснулся, сынка? – донесся до меня тихий женский голос. Он еще больше подчеркивал то впечатление, что сложилось у меня о женщине. Она, если по виду судить, мне скорее в бабушки годится.

– Да вроде как… – замялся я. – А что случилось? – закинул удочку я.

– Так ты чего-то в обморок хлопнулся посреди улицы, когда с батькой вернулся. Ничего не болит?

– Вроде нет, – ответил я и мысленно пробежался по телу. – Все вроде хорошо, только в голове шумит слегка, – ни капли не соврав, ответил я.

– Иди поешь, отец в сарай ушел, сапоги подлатать хотел, неизвестно ведь, когда еще обмундировку получите. Добираться-то не близко.

– Спасибо…

Я встал с кровати и хотел было пройти мимо женщины, но та слишком пристально смотрела на меня.

– Сынка, ты уж пригляди за батькой на фронте, ладно? Горячий он у нас, глаз да глаз нужен.

– Хорошо, – я помедлил, но добавил: – Мам.

Вскоре выяснилось, отчего женщина так выглядит. За столом сидели люди: мальчишки, девчонки, какие-то взрослые женщины и пара стариков. В разговоре я случайно услышал, что так называемая мама старше отца. Что у нас в семье шестеро детей… Еще бы она выглядела хорошо, стольких выносить да выкормить. Сидевшие рядом за столом два пацана, немногим младше меня, восторженно завидовали, что на фронт иду, поганую немчуру бить.

– Ну ничего, Севка, я попозже сбегу – и к вам, на фронт! – шепнул мне сидевший рядом Иван.

Я услышал, как к нему обращались, вот и узнал имя. Этому дурачку, мечтающему о войне, лет шестнадцать, не берут его, так он намылился сбежать из дома и в военкомате приписать себе два года, так и сказал. Я ему ничего не ответил, думал о своем.

– О, Севка, твоя Аленка под окошком топчется, иди уже, заждалась поди! – Меня выдернула из размышлений одна из сестренок, Ира вроде как.

Посмотрев в открытое окно, а жили мы на первом этаже, я увидел ту, на кого мне показали. Екарный бабай, у меня что, еще и подруга есть?

– Тили-тили тесто, жених и невеста! – закричали весело сестренки, а я, наверное, покраснел.

– Ну-ка, хватит, вертихвостки! – цыкнула на них мать, помогая мне. – Сева, пригласи Аленку, пусть с нами посидит.

– Хорошо, – кивнул я и, встав из-за стола, вышел из комнаты.

Спустился по короткой лестнице и, оказавшись на улице, кивнул девушке, которая стояла возле бельевого столба и пыталась справиться со смущением, спрятав лицо в ладони, чтобы мои сестренки, высовывающиеся из окна, не видели ее румянец.

– Пойдем на пруд? – спросила меня девушка, на что я просто кивнул.

За руку или тем более под руку брать девушку не пришлось. Она пошла чуть впереди, тем самым помогая мне, ведь дороги к этому самому пруду я не знал.

– Опять твои сестры дразнятся! – не с укором, а скорее с обидой в голосе произнесла девушка, когда мы через несколько минут оказались возле пруда.

А ничего так, большой пруд, как озеро прямо. С одной стороны – луг, красивый, зеленый, а с другой – сосновый лес. Сказочное озеро.

– Я поговорю с ними, – кивнул я, не зная, что еще сказать.

– Да все равно не перестанут, дети еще, – хмыкнула девушка. – Сев, ты правда хочешь на фронт и идешь добровольно?

– А разве можно отказаться? – хмыкнул уже я.

– Ну, тебе ведь восемнадцать только в декабре, тебе же повестки не было, – удивилась девушка.

– Батя так сказал, – ответил я просто.

Зачем от нее скрывать то, что я не хочу ни на какой фронт, а просто так вышло.

– Ты что, боишься? – девушка спросила таким тоном, что мне не понравилось.