– Я думала, об этом и говорить не надо. – В свое время Диана была против того, чтобы сын прокалывал себе ухо, но Тим тогда сказал: «Он спросил у нас разрешения, и мы должны его за это вознаградить. Может, меньше будет самовольничать». К тому же парень, слава богу, захотел проколоть себе только одно ухо, а не нос, не бровь и не язык. – Еще я никогда не говорила тебе, чтобы ты не поджигал дом и не печатал в подвале фальшивые деньги. Но ты ведь знал, что этого делать нельзя?

– Ну да, – пробормотал Майкл. – Типа того.

– Типа того? – Тут Диана вспомнила, что за ними наблюдают полицейские. – Пойдем, – резко сказала она и, взяв сына за плечо, вывела его из отделения.

Они молча поехали к школе, где учился Тодд. Майкл, сидя на заднем сиденье, пялился в окно. Диана ужасно злилась оттого, что впервые в жизни не могла сообразить, с чего начать нотацию. Когда они надолго застряли у светофора, Майкл наконец заговорил первый:

– Папа знает?

– Пока нет.

– Ты ему скажешь?

– Разумеется, скажу. Отец имеет право знать о том, что его старший сын, его наследник, его отрада и гордость, был привлечен к ответственности за нарушение закона.

Диана увидела в зеркале, как Майкл закатил глаза.

– Можно подумать, произошло что-то серьезное…

Загорелся зеленый. Диана поспешно тронулась с места.

– Это действительно серьезно, ты даже не представляешь себе насколько.

Они снова замолчали. Когда машина подъехала к школе, Тодд стоял у крыльца один, хлопая по колену футляром с трубой и глядя в небо. При виде его скорбной мордочки Диана почувствовала себя виноватой. Мальчик уселся рядом с братом на заднем сиденье.

– Ты опоздала, – сказал он так, будто прождал несколько часов или даже дней и уже решил, что его покинули навсегда.

– Извини, – ответила Диана, выводя машину на трассу. – Я бы приехала вовремя, если бы не пришлось забирать Майкла из кутузки.

– Ты был в тюрьме?! – воскликнул Тодд с ужасом и восхищением в голосе.

– Заткнись.

– А вот и не заткнусь!

Диана услышала глухой звук удара кулаком по ткани.

– Эй! – крикнула она, глядя то на дорогу, то в зеркало заднего вида и пытаясь понять, кто кого стукнул. – Не драться!

Тодд пробормотал, что в отличие от некоторых не намерен кончить за решеткой. Послышался новый удар.

– Прекратите! Кому сказано!

Как только они приехали домой, Диана отправила мальчишек по комнатам. Майкл, не сказав ни слова, сунул руки в карманы мешковатых джинсов и понуро зашагал наверх, а Тодд недоуменно разинул рот:

– А меня-то за что? Я же ничего не сделал!

«Оставь мать в покое хотя бы на несколько минут, пока она не озверела!» – чуть было не сказала Диана, но, вовремя спохватившись, сложила руки и в упор посмотрела на ребенка:

– Твоя комната – не ГУЛАГ. У тебя есть домашняя работа, книжки, телевизор и полмиллиона компьютерных игр. Займись всем этим до ужина, чтобы я могла успокоиться и решить, как лучше преподнести новость вашему отцу. О’кей?

– Не понимаю, почему ты наказываешь меня, когда накосячил Майкл, – пробормотал Тодд, состроив хмурую гримасу.

Диану неожиданно захлестнула волна жалости. Жалости к Майклу. Ее младший сын всегда был примерным ребенком и не понимал поступков старшего, как в общем-то и она сама. При этом он как будто совсем ему не сочувствовал, не проявлял солидарности с ним. Вот что огорчало Диану. Иногда ей даже хотелось, чтобы Тодд стал более похожим на Майкла, и они, как часто случается, образовали единый фронт «Дети против родителей». Майклу был очень нужен союзник.

Она приобняла Тодда.

– Ну пожалуйста, иди.

– Ладно, – уступил он и поплелся к себе.

Диана хотела напомнить сыну, что после репетиции он всегда шел прямиком в свою комнату: клал на место трубу и садился за уроки, чтобы к ужину освободиться, а потом играть в баскетбол с соседскими детьми. Но промолчала.