Валька выросла и чем-то стала напоминать отца рахитичной, слабенькой грудью и отсутствием шеи. Но никак не отсутствием воли. Дом стал полной чашей, квартира – четырехкомнатной, связи и, как следствие, возможности фантастическими. В новой огромной Валькиной квартире у дяди Жени была своя комната. Там он по прежнему впадал в «летаргию» после запоя раскинув руки-ноги на кровати, вверх паучьим брюшком, сопя карикатурным носом. У Вальки появилась семья, ребенок, новые заботы. Времена легкие сменяли времена тяжелые и наоборот. Во время моих редких приездов я иногда натыкалась в зале или кухне на серый комок чего-то отдаленно напоминающего человека с неизменным красным носом и каждый раз вздрагивала от неожиданности услышав знакомый голос: « Ну что, приехала! Как жизнь?» Валька стыдилась своего отца и тут же выталкивала его в другую комнату, как когда-то за занавеску. Потом мы и вовсе перестали его видеть и постепенно все забыли о нем. А он, оказывается, еще долго болел и уже не пил, баловал внучку и отдавал всю пенсию в семью. Дочка приглашала к нему хороших врачей и покупала лучшие лекарства. Досматривала как маленького ребенка и закатила шикарные похороны. И первый раз назвала его папой, когда ему это было уже безразлично.

Наш дядя Женя —паук…

Прощание с летом наступает 19 сентября. У мамы день рождения и она устраивает «завтрак на траве». Все блюда осенне-овощные, мясо приготовлено по летнему просто, а главный десерт неизменно гигантский арбуз. После дня рождения уже не будет никаких праздников до самого Рождества, и мы наслаждаемся последним теплым и безмятежным днем. Хор цикад обрушивается на нас, как только разговор смолкает, паутинки неспешно плывут по небу и оседают в прядях волос, солнце все еще жарит, но из тени деревьев тянет грустью осенней прохлады. Разговоры лениво перекатываются с темы на тему, как и тяжелые волны у подножья нашей скалы. Нет привычных бравурных тостов, приторных шуток по поводу возраста именинницы. Всем хорошо и покойно. С хрустом взрезается арбуз, сопровождаемый подробным рассказом о весе и стоимости. Как обычно это восклицания о малой цене и неправдоподобно гигантском весе. И то, и другое заметно преувеличено под воздействием вина. Солнце начинает садиться и все медленно переходят в дом, к ликерам и фруктовому желе. Заводят радиолу, кое-кто начинает кружиться в танце, ветер доносит запах ночной фиалки с балкона, мамино новое платье производит фурор. В мягком свете заходящего солнца все лица мгновенно избавляются от морщинок и дневных забот. Вечер тянется необычно долго, расходиться никому не хочется. Играем в фанты, рассматриваем фотографии, сменяем друг друга за клавишами пианино. Распакованные подарки ворохом лежат на столике. Любимые хризантемы заполнили все вазы. Жизнь кажется чудесной и безоблачной. Отчим превзошел себя, организовывая этот праздник. Засыпая поздно вечером ловлю себя на мысли, что сорок лет это еще совсем не старость, и я непременно буду так же весела и молода в свой сорокалетний юбилей. Больше присутствовать на «завтраках» мне не пришлось. Жизнь умело разбросала нас всех в разные стороны, оставив только неизменно солнечное воспоминание об этом дне. На днях машинально выбрала в супермаркете арбуз побольше, заботливо потянула его за поросячий хвостик, щелкнула по полосатому боку и немного подержав его в руках отнесла обратно на полку. Выбрала самый маленький. Некому есть, некому оценить величину и сладость. Вазы дома полны хризантем. Солнце по прежнему ласкает мармеладно-тягучие волны. К накрытому в саду столу тянутся беспечные музыкантики. К ободку бокала липнет паутинка. Сестра сидит напротив. Она совсем ничего не помнит и не ест арбуз. « И почему « завтрак на траве»?» – фыркает она и тычет пальцем в панельку телефона. Нам обеим гораздо больше сорока и утреннее солнце беспощадно к нашим морщинкам.