Всего, у вас —
                тахикардия…
– По-нашему, значит,
                         хорей! —
Что ж, с веком больным,
                              суматошным
Ты, сердце, пребудешь в ладах,
Коль бьешься размером двусложным
С ударом
           на первых слогах!

Иронический автопортрет

Все время спешащий,
                          беседующий сам с собою,
С тоскою смотрящий
                          хорошеньким девушкам вслед,
Зашоренный службой,
                          стреноженный милой семьею —
Таков рядовой современный советский поэт.
Нет! Он, как и был,
                      выразитель, певец и так дале…
В нем Дантов огонь подугас, но еще не зачах:
Он ищет любовь
                   в заурядном семейном скандале,
Он душу народа исследует в очередях.
Он пишет о БАМе, о храме,
                                о старенькой маме,
Про трубопрокатный
                        и трепетный девичий стан,
Он может всплакнуть
                         над березкою, ставшей дровами.
Воспеть лесорубов,
                      перевыполняющих план.
Он пишет в автобусе, в поезде и в самолете,
Использует также
                     троллейбус, метро и трамвай,
Поэтому эпоса
                 вы у него не найдете:
Сложил три куплета —
                         и хватит, приехал, вставай!
Вот так он живет
                    и прижизненной славы не просит,
Но верит, конечно:
                       в один из ближайших веков
Прикрепят, быть может,
                            в автобусе сто сорок восемь
Табличку:
            ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ
                ПОЭТ ПОЛЯКОВ

Из книги «Личный опыт»

(1987)

Понимаете, люди!

Я, наверное, в чем-то,
                           как в юные годы, беспечен.
И пока еще,
              к счастью,
                         тяжелых не ведал потерь,
Но совсем незаметно
                          я стал понимать,
                                              что не вечен.
И скажу даже больше:
                           я в этом уверен теперь!
Присмотритесь:
                    все меньше
                                  на солнечных улицах в мае
Ветеранов войны…
                     Поглядите:
                                 от года тесней
Городские кладбища…
                         Я это теперь понимаю
Не умом изощренным,
                          но грешною плотью своей.
В глупой юности веришь,
                             что высшею метой отмечен:
Философствуешь,
                      плачешь,
                                надеешься…
                                             Ну а сейчас
Я спокоен и тверд.
                     Потому что, как все мы,
                                                 не вечен…
Понимаете,
              люди,
                      как общего много у нас!

Казак

Ведущая даст ему слово,
Он встанет,
             посмотрит на зал,
Немного помнется и снова
Расскажет,
             как белых рубал,
Как мог он с единого маха
Врага развалить до седла.
В душе его не было страха —
В руке его сила была!
Расскажет:
             был план генеральский
С рабочих спустить восемь шкур,
Но Блюхер из Верхнеуральска
Увел их в советский Кунгур…
Все было: потери,
                      утраты —
Народ о них песни сложил…
Но дед не расскажет про брата,
А Дмитрий у белых служил.
Вот как их судьба разделила
И вдруг под Уфою свела…
И смог он —
               была еще сила! —
Врага развалить до седла…

Часовня

Часовня на окраине села…
Никак не может позабыть о старом:
Когда вершились новые дела,
Ее с размаху сделали амбаром.
Она перетерпела этот срам,
Его сквозняк повыдул понемногу.
Который год часовня ищет Бога,
Привычного к дощатым закромам…