Мало материальной гадости, дадим неощутимую до самой смерти материю. И вот взрывается Чернобыль. Невидимый геноцид уничтожает народ. Спасайся народ, как можешь, – мы вожди бессмертны, мы, ради вашего процветания, обязаны жить в стерильных условиях. Ты рой тоннели под реактор, возводи вокруг него противорадиационную стену, а мы подумаем о твоем спасении от радиационного вырождения. Кстати, народ, знай, – и негативный опыт имеет положительное значение. Так говорят мудрецы. А наши вожди вхожи в их круг по должности. Поэтому и запреты у нас мудрые. Чувствуешь, народ, логику? Жаль, что зубы мудрости не прорастают в мозг, что так необходимо правителям. А если нет своих мозгов, появляется неодолимое желание выбить чужие. Береги свои мозги народ, чтобы мог продолжать мудрствовать.

Почему правители не понимают, что народ всегда найдет выход из трудного положения запрета? Неужели не читали детских сказок, где цари все показаны дураками?

Но наши правители не дураки. Они знают, чей выполняют заказ, и по какой цене, как партакадемик. Могли бы все сделать быстрее, но только им поставили одно условие – разрушать цивилизованно. А вот этой проклятой цивилизованности не хватает. Ввести табу? Но табу – уровень первобытных цивилизаций. Ничего, табу сгодится для воспитания нашего советского народа. Еще неизвестно, чей уровень цивилизации выше… – у тех или у нас. И вообще, в цивилизациях много непонятного.

Народ – быдло! Правители всех времен знают эту прописную истину. А быдло стадом погоним в новое… стойло.

Быстро! Ускоренно! По-нашему! По-социалистически! Наконец, по-русски.

Лес рубят, – щепки летят. Дрова, руководство возьмет с собой, – пригодятся для организации домашнего тепла и уюта в недалеком, лично счастливом будущем. А щепки – народу. Чем не забота о нем? Щепки сгорают быстро – правда мало тепла, но зато есть свет.

Свет народной темноты!

Народ и щепки – продукты одного труда. Говорят, что народ делает правителей, а жизнь только шлифует правителя. Но как бесстыдно правители имеют свой народ всю жизнь!

Народ – ты быдло! Говорю я о тебе с душевной болью, потому, что я сам народ! Знай, народ, – ветер перемен бывает попутным далеко не для всех! Будущее жестоко обходится с тем, кто его приближает. А народ инстинктивно борется за его приближение… Народ, что же с тобой будет дальше?…

Лето и начало осени для областного партийного аппарата выдался не просто беспокойным, а прямо катастрофическим. Летняя перестроечная гроза плавно перешла в осень, но с еще большим оттенком стихии – стихия несла кадровые перестройки, прежде всего, в обкоме партии.

Первый секретарь обкома партии Столяренко сидел в своем кабинете и, в который уже раз перечитывал статью в журнале «Шахтер Украины» – заштатном республиканском журнале, который, если просматривает каждый десятый, точнее сотый шахтер, то и хорошо. От злости он постоянно скрипел зубами. Какой-то журналист из Донецка, по фамилии Бейлин, писал, что ворошиловградское партийное руководство делает вид, что перестраивается, добыча угля падает, оборудование изношено, а он, Столяренко – руководитель областных коммунистов, злоупотребляет своим служебным положением… Пока тем, что ставит на руководящие должности людей не по профессиональным качествам, а тех, кто ему лично предан. И какой-то туманный намек, насчет того, что и он имеет что-то от своей должности. Столяренко дополнительно еще несколько раз перечитывал этот абзац, где имелся намек на личное злоупотребление, но к своему удовлетворению, не находил конкретного материала. Это его успокаивало и одновременно настораживало. Неужели, в ЦК партии им недовольны и это первый сигнал о том, что пора ему освободить первое кресло области? Без разрешения ЦК такой материал в журнале не появился бы. Столяренко не просто великолепно знал партийно-советскую систему, она была частью его внутренней сущности. А, впрочем, может быть это проявление гласности? Сейчас публикуются достаточно резкие и откровенные материалы. Но внутренне он чувствовал, что здесь что-то не то. Вон, как летят со своих постов первые руководители областей и республик, как перезревший горох из сухого стручка. Может, наступила его очередь? Еще рано. Другие сидят на своих должностях по двадцать и даже более лет, а он-то всего тринадцать. Ему пока рано покидать свое место. Он не может считать себя перезревшим – ему только шестьдесят один, не то, что другим давно за семьдесят. Нет! Его еще рано менять! Надо будет позвонить в ЦК республики, – первому. Все-таки они друзья не один десяток лет. Узнать – случайность эта статья или начало неприятной закономерности.