– Хочешь сказать, это дневник?
– Он не принадлежит мне. Здесь ты найдешь некоторые ответы на свои вопросы. Я отойду ненадолго, чтобы не мешать тебе.
– Подожди! Могу я узнать кое-что? На каком клочке земли мы сейчас находимся?
– Если не вдаваться в подробности, так как это не имеет никакого смысла, то мы обосновались на территории бывшей Восточной Европы.
– А сейчас это что?
– Сейчас это ничего.
После этих слов Майкл удалился, оставив Риту наедине с исповедью.
Рита листала страницу за страницей, ища зацепки, которые бы привели ее к сегодняшнему дню, и тут ее взгляд коснулся следующих строк.
«Сейчас две тысячи сто двадцать пятый год. Живу от заката до рассвета. Я всегда был противником этого, но если бы мне предложили таблетку забвения, смог бы я от нее отказаться? Черт побери! Черт побери! Сколько еще крови должно пролиться на полностью окровавленную землю? Почему мы не можем сложить свои палки и обсудить все за чашечкой моего любимого медового Гиллиса?
Сегодня второе мая, и я убил человека. «Какая в этом новость, и где ты видел руки, без пятна алого оттенка?» – утешаю я себя.
Я убил человека, я убил Тома, я убил лучшего друга.
Мы шли к товарищам доложить обстановку на фронте у западной части горы в ущелье, прозванном нами Эдпатрес4. Тому становилось хуже с каждым шагом, он обливался холодным потом и корчился от боли во всем теле. Я практически тащил его на себе. Он просил его бросить и говорил, что умирает.
– Какой толк тебе от трупа? – твердил он.
– Никакого, поэтому ты будешь жить.
– Да брось! Расскажи кому-нибудь другому.
После этих слов я наблюдал то, что врагу не пожелаешь увидеть. Том схватился за голову, издавая странные, ужасающие, ни на что не похожие звуки. Кожа на его теле начала постепенно лопаться, как лопается веревка при сильном натяжении. Он стал покрываться серо-зеленой коркой.
– Андрэ, убей меня,– прошипел он.
У Тома стал надуваться живот, и мне показалось, что он вот-вот взорвется.
Сегодня второе мая, и я убил человека, я убил лучшего друга, я убил часть себя. Меня не перестает покидать мысль, что это только начало нашей войны».
Рита никогда не видела и не знала этого человека. Но сейчас перед ее глазами сидел тот самый Андрэ с безумно грустными глазами. Он описывает, как рушится его мир и какую боль он испытывает. По его щеке скатывается слеза. Ему бы не хотелось, чтобы кто-то видел его таким, но вот она упала и впиталась в бумагу, разведя чернила и оставив свой след навеки.
Рита перелистнула еще несколько страниц и остановилась.
«Уже достаточно много людей превратилось в мутантов. Это заставило остальных сплотиться, но какой ценой было достигнуто согласие! Почему ради мира должна была возникнуть вселенская угроза…»
– Рита… – Майкл положил руку ей на плечо.
– Майкл, я…
– Майкл! – окликнула его Нина, стоявшая в дверях. – Где тебя носит? Виктор собирает охотников!
***
Маг, подойдя к висящему на стене большому чертежу, намечал стрелки, линии и жирные кресты. Этот большой чертеж служил местным глобусом, ориентиром для построения планов по освоению территории и завоеванию справедливости. Для большей наглядности на чертеже было выделено цветной липкой лентой что-то явно важное.
– Итак, для начала нам необходим будет отвлекающий маневр.
– Не сложно догадаться, кого отправят на съедение, а кто будет дожидаться своего часа в кустах.
– Оптимизм из тебя так и прет, Майкл. Предпочтешь умереть сразу или помучаешься еще? – съехидничал Маг.
– Уж лучше один удар в сердце и мгновенный белый свет, чем несколько недель агонии.
– В твоем случае возможна только вечная агония, – продолжал задирать его Маг.