Прежде чем устраиваться на ночлег, Степанов подошел к торговой палатке на площади. За пыльной стеклянной витриной, забранной толстой решеткой, стояли батареи разнокалиберных бутылок с яркими этикетками. Естественно, у него и в мыслях не было покупать что-то из импортного алкогольного суррогата, но и коротать на сухую скучный вечер в уездной гостинице не хотелось. После недолгих переговоров с немолодой продавщицей, он расплатился и спрятал в портфель четыре золотистых банки пива Holsten, круг ливерной колбасы и батон.

Гостиница оказалась почти пустой. Запах внутри в точности соответствовал ожиданиям Степанова. Администратор, женщина средних лет самой заурядной внешности, равнодушно дала ему заполнить карточку и предложила номер с двумя кроватями. Одноместных люксов в таких заведениях все равно не предусмотрено, поэтому Степанову было безразлично. Его даже не особо волновало наличие душа – он догадывался, что санузел тут общий, один на этаж. Единственно, нужен был телефон, чтобы доложить начальнику отдела обстановку.

Он показал администратору удостоверение и попросил:

– Можете меня минут на десять оставить наедине с телефоном? У меня конфиденциальный разговор.

В ее глазах вспыхнул неподдельный интерес, и Степанову это было даже немного лестно – он ощутил себя почти Джеймсом Бондом на задании.

– Вы можете позвонить из кабинета директора. Там вам никто не помешает.

Она сняла пару ключей со стенда с кривовато написанными цифрами. Один, от номера, отдала ему, а со вторым прошла из-за своей стойки и открыла дверь в углу холла. Кабинет оказался небольшой комнатой, в которой с трудом умещался письменный стол, крашенный железный сейф, тумбочка с советским телевизором и пара затертых кожаных кресел с журнальным столиком между ними.

Степанов удобно устроился на директорском стуле и набрал номер начальника. Он подробно рассказал о своих впечатлениях и наблюдениях, добавив, что пока не может выдвинуть ни одной вероятной версии в отношении убийства. У милиции тоже ничего подходящего пока не было – он общался с операми в отделе. У всех было предчувствие, что дело повиснет. Что касается литературы и рукописей, то вряд ли в них что-то найдется криминальное, учитывая характер того, с чем уже успел ознакомиться Степанов.

Майор спросил:

– Твои предложения?

Степанов немного подумал.

– Я завтра продолжу рыться. Шансы что-то найти невелики. Это не экстремист, не террорист. Но это и подозрительно. Человек тратит время на странные трактаты, рассуждает о вещах, никак не связанных ни с текущим моментом, ни с финансовой выгодой. На простое хобби это не похоже. Надо попробовать установить его контакты, особенно в Москве. Не удивлюсь, если мы там обнаружим таких же любителей покопаться в прошлом.

– Вероятно. Но меня больше интересует, могло ли это литературное творчество стать мотивом убийства?

Степанов хмыкнул.

– Ну, мало ли какие придурки встречаются. Может, дед рецепт вечной молодости нарыл, который кому-то понадобился… Но уж больно орудие убийства необычное – у придурков таких не бывает. Мое предварительное мнение – Берсенев такой не один, это как минимум устойчивый круг общения с неизвестным количеством участников. В рамках которого происходит обмен информацией с неизвестной пока целью. И убийство – акт демонстративный, рассчитанный на резонанс среди круга общения. Это мои общие впечатления пока, никакой конкретики.

Майор помолчал, о чем-то размышляя.

– Ладно, я тебя понял. Завтра прямо с утра продолжаешь, в восемнадцать ноль-ноль докладываешь. По результатам примем решение, что будем делать дальше. Все, отдыхай.