***

В следующую пятницу Анна задержалась на работе допоздна, они готовили к печати новый роман известного писателя. Она вызвала такси до дома, но, выходя на улицу к ожидавшей её машине, увидела Себастьяна. Тот стоял на другой стороне улицы, прислонившись к стойке с газетами, и ждал её. Анна перешла дорогу.

– Давно ждешь меня?

– Да, – улыбнулся он. – Обычно люди заканчивают рабочий день в семь вечера, а сейчас на часах почти десять. Но я так рад тебя видеть, что уже не помню, как провел в ожидании эти часы.

– Ты поедешь со мной ужинать?

– Да, конечно, – кивнул он, и повёл её к припаркованному неподалеку авто.

За ужином он внимательно изучал её лицо. Потом, решившись, протянул ей небольшой конверт.

– Я хочу сделать тебе небольшой сюрприз, – наконец сказал он. – Надеюсь, ты не будешь против.

В конверте лежали два билета в Рим.

– Конечно же, я не против! Когда мы вылетаем? – весело спросила Анна.

– Через три часа, – улыбнулся он, – заедем за твоим паспортом и сразу поедем в аэропорт.

В самолете Анна крепко спала, свернувшись на сиденье, а утром они направились гулять по старинным римским улочкам.

– Я так давно не была в Риме, – восторженно говорила Анна, – а теперь приехала в этот вечный город, как мне кажется, очень вовремя. Почему ты решил привезти меня сюда, Себ?

– Тебе опять чудятся заговоры на крови? – улыбался он вместо ответа, и они шли дальше, вдоль по виа Венето, сквозь толпы восторженных туристов, по пути сворачивая в узкие улочки, чтобы окунуть руку в древний фонтан, возвышавшийся за углом, или зайти в случайно попавшуюся им на пути католическую церковь и вдыхать священную тишину, или войти под своды Пантеона и всей кожей ощущать течение истории, ощущать на своем лице ласковые лучи солнца, проникающие сквозь купол. Рим был пропитан духом самого времени, и ни благозвучный северный диалект, ни туристы, непрестанно выражающие восторг от окружающего их великолепия, не могли поколебать его спокойствие в вечности.

Вечером они ужинали в ресторане напротив Колизея. Анна задумчиво разглядывала руины, сильно пострадавшие от времени, но всё также гордо стремящиеся к бездонному небу.

– Время утекает безвозвратно, – повторяла она слова, сказанные ею однажды в Мексике, – есть ли свидетели могущества империи, тех времен, когда Колизей ещё был ареной для сражений, а не молчаливым памятником ушедших эпох?

– Я не встречал таких, – качал головой Себастьян. – Но думаю, они ещё существуют на свете. Мы не можем их почувствовать, потому что мы для них слишком молоды, и они надежно прячут от нас свои мысли и сам факт своего существования.

– А тот древний вампир, обративший вас обоих?

– Робеспьер? – усмехался Себастьян. – Нет, ему было не больше трёхсот лет, когда мы встретились. Он слишком молод для страниц этой истории.

Они вышли на улицу после ужина.

– Пойдём, – увлекал её за собой вампир, – прогуляемся в одиночестве по Колизею.

Они зашли внутрь огромного атриума, где они были в полном одиночестве.

– Как тихо. – сказала Анна. – И камни молчат. – Она гладила ладонью древние камни, помнившие историю двух тысячелетий, в надежде, что они откроют ей свои тайны. Но камни хранили безмолвие.

– Ты всегда хочешь проникнуть в суть вещей, – тихо сказал Себастьян, обнимая её и ведя наверх, на самый верхний уровень.

– Разве доступ туда не закрыт? – удивлялась Анна.

– Только не для нас, – загадочно улыбался вампир.

Они вышли наверх, и у Анны захватило дух от открывшейся перед ней панорамы. Прямо под ногами простирался Рим, соборы возвышались на холмах в своем молчаливом великолепии, каменные крыши соперничали по высоте с вечнозелеными кронами вековых деревьев, огни фонарей подсвечивали длинные узкие улицы, тёмной полосой между ними извивалась река. А сзади их окружал Колизей, вся его необъятная и невероятно гармоничная громада с амфитеатрами и подземными лабиринтами, помнившая подвиги и преступления и молчавшая о них в вечной тишине.