– Не смогу?

– Это практически исключено. Эффективность гипнотического вмешательства гораздо выше, чем кажется. Вы попросту не сумеете сделать то, от чего застрахованы.

– Что ж, меня это устраивает, – сказал Лоусон. – Кому же захочется растворять фенилтиомочевину в городском водохранилище?

Глядя на молодого человека, Фергюсон переживал необъяснимое дежавю. Это ему не понравилось. Он не шевельнулся и не сказал ни слова, но позволил потоку свободных ассоциаций – под которыми подразумевались ассоциации селективные – хлынуть в сознание и вскоре понял, что к чему, хотя для этого пришлось вернуться в годы нескладного пубертата. Нынешняя ситуация напоминала о старших яслях, когда он, недозрелый, сидел перед полноценным взрослым человеком и чувствовал себя неуклюжим невеждой – ведь взрослый, в отличие от подростка, имел представление о правилах игры.

Фергюсон пристально смотрел на Лоусона, но не видел в нем ничего подозрительного, если не считать необъяснимого поведения, сравнимого с повадками собаки в ночную пору. Очевидно, Лоусон не замышлял мошенничества и не испытывал никакого дискомфорта. Да, гипнотическое вмешательство гарантировало результат (если пренебречь неизбежным допуском на ошибку), но левее и выше печени, в области солнечного сплетения, там, где крупный нервный узел функционирует в гармонии с управляющими механизмами мозга, Фергюсон ощутил сжатую пружину тревоги: безошибочное указание на прямую и явную угрозу. Эта тревога говорила о том, что Фергюсон стоит на краю бездны, ведь СЛП – краеугольный камень общества и единственной альтернативой принципам бюро остается бесконтрольное использование атомной энергии. То есть персональное проклятие человечества.

Но затем к Фергюсону вернулся рассудок, а с ним логическое мышление, в прошлом сыгравшее злую шутку со многими людьми, и он понял, что одиночке – в особенности простодушному юноше – не под силу изменить положение вещей.

Самоуверенный птенец, едва вылупившийся из яслей и, разумеется, убежденный, что ему все по плечу, ведь он всегда справлялся с проблемами, не выходившими за рамки его скорлупы. Но теперь Лоусон поймет, что эта скорлупа ограждала его от реальных неприятностей.

– И еще один момент, – сказал Фергюсон. – Ваши сны.

– Что с ними не так?

– Их проверили эксперты, уделив особое внимание гипнагогическим образам. До поры до времени зафиксированные сновидения развивались по одному шаблону – с некоторыми вариациями, – но три года назад…

– Что-то изменилось?

– О да. Шаблон сохранился, но вариации исчезли.

– Разве это не означает, что я образцово нормальный человек?

– Норма – это условная величина, – насупился Фергюсон. – Неужто вы намерены шутить?

– Простите. Я недооценил вас. Знаю, теоретический образец нормальности на практике превратится в нечто чудовищное, но это удобный семантический термин. Если и существуют образцово нормальные люди, они неминуемо утратят эту характеристику под давлением внешних обстоятельств.

– Итак, вы или солгали о снах за последние годы, или сказали правду.

– Еще никто не уличал меня во лжи.

– Разных людей интересуют разные вещи. В яслях обращали внимание на одно, мы же высматриваем другое.

– Если я нежелательный клиент, просто откажите мне, и дело с концом.

– О нет, – решительно ответил Фергюсон. – Мы редко отказываем клиентам. Существует такое понятие, как допуск на ошибку. В этом случае владелец полиса получает компенсацию. Мы занимаемся страхованием. Будь у нас возможность контролировать фактор неопределенности, всем выставляли бы одинаковый счет, а затем творили бы чудеса. В большинстве случаев платить не приходится, ведь у бюро есть собственная страховка – я говорю о гипнотическом вмешательстве, – но если система дает сбой, необходимо выявить его причину. У нас имеется закрытый статистический реестр, по которому проверяют всех и каждого. Вас нельзя назвать асоциальным человеком. Мы не выявили у вас латентных преступных наклонностей. Для своего возраста вы вполне нормальны. – Тут Фергюсон осекся, вновь ощутив необъяснимую тревогу. Он понял, что не верит в сказанное. Как ни странно, он твердо знал, что Лоусон вовсе не нормальный человек.