Царевна кивнула, вся дрожа, и прошмыгнула мимо него, еще не веря своему счастью. Она действительно промолчала тогда, как ни трепетала перед великой царицей; и когда брат ее неожиданно предоставил его величеству некие доказательства виновности советника Та, и когда всесильный сановник лишился должности, и когда великая царица, узнав обо всем, рвала и метала, проклиная удачливость соперника своего сына – но теперь, в эту ночь, когда пришла страшная весть о смерти старого фараона – Дуатентипет впервые задумалась о том, что, быть может, ей следовало тогда заговорить о том, что она видела.

К тому моменту, когда златоликий Ра вознесся над горизонтом, во дворце царило, не утихая с самой ночи, все то же лихорадочно-настойчивое оживление. Никто не смыкал глаз ни на минуту, и даже самые нерадивые в обыкновенное время слуги трудились, не поднимая головы; однако то за одним, то за другим время от времени являлись молчаливые стражники, дабы проводить на допрос к дознавателям низшего ранга. Каждое слово их тщательно записывалось: так приказал сам сановник Та, после кончины повелителя словно в одночасье обретший былое могущество. Всем было ведомо, что новый владыка прежде всегда прислушивался к его советам; злые языки даже поговаривали, что причиной тому стала поддержка, оказанная сановником Та еще в бытность простым писцом при покойном фараоне молодой наложнице Тити, позднее столь возвысившейся милостью своего господина. Доля истины в этих слухах была: между великой царицей и первым советником долгое время и едва ли не вплоть до последних событий существовала некая негласная договоренность о взаимной поддержке. В частности, поговаривали, что к опале младшей царицы Тии, наиболее серьезной конкурентки Тити, приложил руку именно советник Та; и доподлинно было известно, что имя его самого после злополучной истории с рабочими Мемфиса всячески старалась очистить перед своим повелителем великая царица. Словом, теперь, когда сын Тити обрел долгожданное могущество, его давний соратник, разумеется, не оказался забыт.