– А то! – Серёга довольно заулыбался и приобнял её. – А ты, как я погляжу, зазналась вовсе – и не узнаёшь, и не здороваешься.

– Боже мой, Серый, ты так сильно изменился! Реально не узнала, веришь? Даже неловко теперь, – бормотала Ирка.

Это было так странно – стоять в тамбуре, прижавшись к молодому интересному мужчине, которого ещё минуту назад не узнавала, хотя когда-то…

Ирка вспомнила, что собиралась выпить. Она снова потянулась к стакану, но Сергей отвел её руку:

– Что случилось-то? Ты чего, как алкоголичка, водку стаканами глушишь в одно лицо?

Ирка молчала. Она не была уверена, что готова поделиться вчерашним с кем бы то ни было, а уж тем более с человеком, которого не видела лет двадцать точно. Однако Серёга оказался настойчивым. Развернув Ирку лицом к себе, он повторил вопрос. Тут её прорвало, и она опять разревелась. Ирка всхлипывала, шмыгая носом, сбивчиво рассказывала о том, что вчера произошло, о мужике на асфальте – и снова начинала плакать. Серёга вынул из кармана пачку бумажных платков:

– Высморкайся. Бесит, когда носом шмыгают.

Ирка благодарно посмотрела на него, вытерла нос и икнула.

– Серый, я не знаю, как теперь быть.

– Да зачем ты свалила с места происшествия? Вот дура-то! – рассердился Сергей. – Скорую бы хоть вызвала. Теперь тебе надо узнать про этого мужика – живой он или как? Есть кому позвонить? Матери, там, или ещё кому.

Ирка набрала номер матери. Наконец-то сквозь гудки прорвался строгий равнодушный голос:

– Придёшь послезавтра, в соцслужбу сходим. Будем доказывать, что ты у меня не верблюд. Хотя верблюды и то поумнее поступают.

– Мама, я во вторник приеду, – проговорила Ирка с замиранием сердца и чуть не зажмурилась в ожидании материнского ответа.

– Что значит – приеду? – в голосе матери зазвенела сталь, она почти кричала. – Да как ты смеешь такие фортели выкидывать, когда на тебя вот-вот в суд подадут! Хоть бы о ребёнке подумала! Тебя ж родительских прав лишат, идиотка! – она уже не выбирала выражений.

Ирка чётко проговорила:

– Я еду к бабушке, – и сбросила звонок.

Ей было неудобно перед Серёгой: он слышал крики матери – динамик в телефоне громкий. Ирка достала сигарету и разминала её молча. Потом, всё так же ничего не говоря, она забрала у него стакан и бутылку и вылила водку прямо под вагонную дверь. Завоняло спиртом. Ирка отошла к противоположной двери и закурила.

По тамбуру враскачку проплыла проводница. Покосившись на Ирку, она повела носом, принюхиваясь, недовольным тоном сообщила, что поезд прибывает на станцию Липецк, стоянка одиннадцать минут, и прошла в следующий вагон.

Ирка сидела на корточках, опустив голову, Серёга съехал по стенке и присел рядом, обхватив её за плечи:

– Ирк, ну чего ты прокисла, а? Всё ведь пока нормально, шансы есть. Давай ты киснуть будешь, когда уже что-то плохое узнаешь? Ща к бабушке приедешь, Анастасия Ивановна готовит знатно, блинов тебе напечёт или пирожков, перекусишь, выспишься.

Ирка молчала. Забытый на полу стакан в подстаканнике противно дребезжал. Серёга затормошил её:

– А помнишь, как мы с тобой на Ворону бегали без разрешения? Купались, загорали дочерна. Потом мне от родителей каждый раз влетало, а у тебя бабушка добрая – и ничего, с рук сходило. Яблок зелёных, помню, наберём, вишни и торчим на речке. Зубы аж белые-белые от кислятины, челюсти сводит, лицо перекашивает от оскомины! Жрать охота, а домой не идём – потом же не отпустят, в огороде припашут работать или ещё чего по хозяйству.

Он повернул её лицом к себе – Иркины глаза подозрительно блестели, нос покраснел. Серёга быстро поцеловал её в пухлые солоноватые губы.