Тот в ответ только губами покривил.

– А может и не проживает.

– А может и нет, – легко согласился Родион, снимая с плеч сидор и через силу водружая его на стол. – Да ты не беспокойсь, чужие проблемы мне к спеху, Ваня, мне бы ночь переночевать, а к утру я уж свалю подобру-поздорову. А то сказывают ночью гроза будет, надёжная крыша над головой в такую погоду и ежу ко времени будет.

– Уж как водится, – Ваня отчего-то перестал сверлить пришельца глазами и сменил тон на более деловой. – Эту штуку припрятать от греха не надобно?

Но Родион твёрдо стоял на своём.

– Не сто́ит. Пущай при мне побудет. Ты, хозяин, я погляжу, за горизонтом-то подслеживаешь.

– Не без этого. Мало ли какая проверка.

Родион усмехнулся.

– Работников прячешь?

– То тебе какое дело?

– Да никакого. Просто мне про твоих работников не знамо. Вот и пущай при мне всё своё побудет.

Ваня только плечами пожал, дело барское.

– Куда путь держишь, если не секрет?

– Да какой секрет, в скит иду, по святым местам, душонка-то вишь, городская, пропащая, а к боженьке всё одно тянется, чистоты требует!

И улыбнулся столь блаженной улыбкой, что Ваня даже призадумался. Что издевается – это понятно, но с какой целью?

– Дело то спасительное. Только ежели ты, Родион свет Романович, в ближний скит собрался, то отговорю я тебя от того дела.

– Почто так? Али там неладно, ужели какие раскольники скит захватили?

Ваня аж ругнулся вполголоса, но вслух сказал так, со значением:

– Ближний скит больше странникам не отпирает. А кого впустит – сразу под опись сдаёт охранке границ.

Ага, кивнул в ответ Родион.

– Приму к сведению, хозяин, приму к сведению. А вот ты мне ещё что скажи, баркас-то нынче ходит?

– Ходит, чего ж не ходить, по-на всю Печору почитай один и ходит, поди кожный день, коли не праздник святой али штурман вдругорядь пьяный не лежит. А тебе то пошто? Скиты поди у другой стороне все будут, на юг.

– Да думал я вот по пути погостить, всё равно где. Опять же рекою оно дело такое, идёшь тихонько, по берегам зыришь, роздых глазам, радость душе.

При упоминании глаз Ваня встрепенулся, приглядываясь. И правда, диво дивно, наш-то Романыч, гляди, со своими зенками по свету бегает. Даром что сколько ему годков, за сотку? Интересный коленкор. Неужто в Москове до таких дел додумались, чтобы живые глаза человеку до ста лет сохранять? Чудеса.

Сам-то хозяин мерцал своими дешёвыми матрицами почище чем у котов ночами в свете фонаря отсвечивает. Сразу видать – халтура, коновал в Нарьян-Маре делал.

– Ты бы, Родион, зенками-то своими не шибко светил, на реке лучше вообще визор надень да не снимай. Народишко сейчас всякий по сдельной работе шаромыжится, останешься ещё без глазонек, неровён час.

Но Родиона сей пассаж нимало не впечатлил.

– Ой, спасибо, хозяин, за заботу. Буду стараться не отсвечивать. Только вот ты ещё мне что скажи, чего у вас так охранка суетится? Покуда шёл сюда от пристани, сплошной трах да бабах по небесем, что-то не припомню, чтобы так уж винтолёт бывалоча-то озоровал.

Ишь, винтолёт ему чтобы не озоровал, на то и охранка границ поставлена, бо супостат-вражина не дремлет.

– У нас нонче строго. Кожную седмицу стрельбы, ущения, третьего дня два электропса прибегали, кур спужали, сволочи.

– Али сыскали кого? – сочувственно поинтересовался Родион.

– Да кто их поймёть, ледащих, прискакали да ускакали, штоб им пусто было.

– Ясно. Может, на Трубу кто покусился?

– Это ты когда со скита дальше-то пойдёшь, то сам и погляди, кому сие вообще надобно!

Родион в ответ только голову наклонил, ну-тка, милок, заскажи мне за Трубу. Да и разошёлся Ваня отчего-то не на шутку, видать, задел его вопрос: