«Видения Матери», так это называли досужие трепачи в интервебе.

На высоте многим приходилось глушить в себе не относящуюся к работе ерунду при помощи помпы. Сниженный эмоциональный фон в их работе, конечно, не слишком хорош, поскольку уменьшает чувствительность высших центров принятия решений, но и галлюцинирующий наяву инженер – это не то чтобы очень круто.

Вот и ему – почудилось.

Бернарду разом полегчало. И главное чего разволновался-то? Правильно, потому что беспокоится. Говорили ему в консультации для молодых отцов – привыкайте к чувству постоянного беспокойства. О настоящем, о будущем. Даже попросту о том, что было бы, если бы ваш ребёнок родился другим.

Ведь деторождение – это же словно безумная лотерея, где ты не просто бросаешь кости, ожидая, что же получится. Ты ставишь на кон целую будущую жизнь, и на самом деле почти ничего при этом не контролируешь.

Разве что генетические болезни и известные негативные мутации можно отсечь ещё на подходе, но даже так, каждый раз, когда Бернард смотрел на любопытную мордашку сына, он не уставал удивляться, как же им повезло с ребёнком.

Не потому, что тот был самым умным или самым спокойным, а потому что он был ровно таким, как надо, чтобы ни о чём не беспокоиться. А остальное приложится.

За окном между тем бесшумно скользили погружающиеся в вечерний полумрак башни. Светлые жилые и тёмные индустриальные, они сливались на такой скорости в единый громоздкий горный массив, завороженно пережёвывающий пространство.

К собственному удивлению, Бернард лишь спустя полчаса сообразил, что по дороге даже не сунулся в вирт. Ничего, интервеб на этот раз подождёт. После треволнений рабочего дня если ему и хотелось как-то расслабиться, так это прикрыть на ночь парники, выпустить дронов сгонять дворовую птицу по домам, а самому разжечь стра-ашно не рекомендуемый во имя снижения карбонового следа камин и позвать домашних посидеть при его неверном свете, и чтобы Майкл ворковал у Бернарда на коленях под треск поленьев.

Сигнал «ай-би» догнал его уже у выхода под дебаркадер. Персональное. Срочное.

На самом краю горизонта догорала вечерняя заря, и Абантон уже погружался в темноту.

Сигнал настойчиво повторился.

Не выдержав, Бернар всё-таки полез смотреть.

Это пришли результаты вчерашнего планового обследования.

Красная пометка.

Нет. Отложить. Бернард откроет сообщение завтра. А сегодня оставим всё, как есть. Сегодня не время для плохих вестей.

Срыв поставок стал для Роджера Мура главной головной болью с самого начала контракта, и каждый божий день у него начинался с бесконечных сверок-проверок.

В недрах какого-нибудь «Эрикссона» или «Ар-Раджхи» в части подобных вопросов у него бы просиживал целый отдел «желтожетонников», спорых ворочать большими данными, советник же его уровня не стал бы даже интересоваться, что да как они там сводят, просмотрел краем глаза очередной доклад, если накосячили – полетят головы, и весь сказ.

Но эта позиция была непохожа ни на одну другую. Там, где по любому мелкому вопросу в каждой нормальной корпорации трудились бы тысячи клерков, сотни над ними надзирателей и надзирателей над надзирателями, здесь в распоряжении Роджера Мура оставался лишь он сам и петафлопсы расчётных мощностей, исполнительных и бездушных. Они не ошибались, но они и не проявляли инициативы, принимать любые решения всегда приходилось самому.

Вот и сейчас, когда система мониторинга с самого утра выкинула транспарант обнаруженного сбоя в схеме поставок, советнику самолично пришлось подниматься с одра, и как есть, в одних кальсонах нырять в вирт за деталями проводок.