Сиди теперь, гадай, что пацан себе удумал. А вдруг в конверте этом не просто палево, а такое палево, за которым та же контора тебе потом тихую смерть в шкафу лондонского отеля и пропишет. А что, переборщил с удовольствиями на пьянящем воздухе Туманного Альбиона, с кем не бывает.

Впрочем, прав пацан, не будем спешить с решением. Конверт прожигал Марату рубашку у самого сердца, но неприятность эту мы переживём, как пелось в советском мультфильме. Поспешай медленно, советовал классик, и тоже был как никогда прав. Никто не требует от Марата принимать решение прямо здесь, на солнцепёке, так зачем сгоряча что-то выдумывать.

Постучав в тонированное стекло «гелендвагена», Марат молча сделал хватательное движение ладонью. Водитель Коля на секунду сделал непонимающее лицо. Пришлось движение настойчиво повторить. Чо ты зенки пялишь, я знаю, у тебя есть.

Стекло послушно опустилось, в ладонь удобно легла металлическая фляжка.

Благодарно запрокидывая голову, Марат сделал три хороших глотка и только тогда обернулся.

Нет, не показалось.

Над свежепокрашенной будкой в чистые полуденные небеса уже вовсю летели искры.

Если бы трансформатор был к чему-нибудь подключён, можно было бы подумать, что тот перегрелся на солнцепёке да разом коротнул.

Вот уже в небо полезли первые жирные клубы дыма. Марат повертел шеей, пацана не видать? Но нет, вокруг грелось на солнышке всё то же растрескавшееся асфальтовое поле. Даже собаки куда-то подевались.

Ну нет, пацан, ты нас такими фокусами не проведёшь.

– Поехали, пока пожарные не понаехали.

Коля вопросительно оглянулся на полыхающую будку, но завёлся без вопросов.

Разворачиваться в центр пришлось через какие-то гаражи, но оно так и лучше, меньше шанса пересечься с шумными красными машинами, чьи сирены уже разносились над пыльной промзоной.

Аккуратно пересев левее, чтобы лучше прикрывало водительское кресло, Марат покосился на Колю, но тот увлечённо вертел шеей, высматривая запропастившийся выезд на вылетную. Бумажный конверт послушно лёг в ладонь. Раньше наводки пацана работали словно бы по волшебству, сами собой, просто делай, что велено, и будешь в шоколаде.

Но сейчас перед Маратом словно тикал смертельно опасный механизм, пусть и облечённый в форму пачки фотобумаги в издевательской старомодной упаковке «унибром», ГОСТ такой-то.

Для ценителей винтажа, стало быть. С зерном чтобы.

Марат и правда в детстве увлекался, со скандалом занимая по ночам родительскую ванну. Он с Толиком катается на мопеде «Карпаты», папин подарок на пятнадцатилетие. Он с Танькой на Водниках (сниматься без лифчика она тогда отказалась). Со временем модный «ФЭД», стало быть, Феликс Эдмундович Дзержинский в пахучей кожаной кобуре сломался однажды да так и пропал куда-то на антресолях. Не до фотографии стало – универ, первая успешно перепроданная партия 286-ыx компов, первый наезд люберецких. Давно дело было.

Ладно, пацан, посмотрим, куда завезёт нас обоих твоя фотобумага. Надо где-то красную лампу добыть. Не Колю же за ней на «гелендвагене» посылать.

Глядя на мелькающие за окном под осточертевшую крякалку красные светофоры, Марат углубился в свои мысли, нужно было скорее что-то решать, и желательно до того, как шустрый пацан успеет убраться из страны.

Со стороны город выглядел живым существом, коллективным разумом из десятков миллионов разумов, слитых воедино общей целью – жить, размножаться, собирать вокруг себя запас ресурсов, которые впоследствии, а может – здесь и сейчас удастся потратить на улучшение условий для жизни, размножения и дальнейшей концентрации ресурсов. Нетрудно догадаться, что это всё было лишь иллюзией. Никакого коллективного разума не существовало, большинство желаний и потребностей даже отдельного индивидуума в этом городе противоречили друг другу. Дети мешали карьере, карьера мешала личной жизни, нельзя одновременно копить и тратить, и уж никакие затраты на пустое и формальное в своей временности и химерности улучшение собственной жизни никогда не окупались.