– Вот Ишанкар-то удивится, – не удержался Райкер.

– Удивится. Но в свое время. Сейчас им этого знать не нужно.

– А Ишанкар знает, откуда исходит угроза?

– Пока нет, – Ангерштайн покачал головой. – Но мы не должны упустить момент, когда они узнают, а они узнают первыми. Я не до конца понимаю аферу хет Хоофта с костями…

– С какими костями?

– …и мотив аль′Кхассы с возвращением сердца Зулейхе, – Ангерштайн будто бы не услышал вопроса, – но это все звенья одной цепи. Исторический опыт говорит в пользу того, что крупномасштабная катастрофа магического мира начинается с внутренних ишанкарских дрязг. Я вас убедил?

– Относительно большой вероятности войны – да. Но насчет остального…

– Насчет остального, – Ангерштайн усмехнулся, но тут же стал серьезен. – У нас мало людей, Даниэль. Мы потеряли значительную часть наших магов в Венецианской Резне, мы упускали потенциальные кадры за время закрытия академии, а теперь от нас осознанно уходят наши лучшие, опытнейшие маги, и я не знаю почему. Но и это еще не все, – Ангерштайн переменил позу. – После Караджаахмет мой рейтинг, выражаясь политическим языком, существенно упал. Не потому, что я приказал напасть на аль′Кхассу, а потому, что я не пожалел при этом герра Редегера. Он, как вы правильно заметили, мой лучший друг.

– Вы меня удивили, – признался Дэн. – Не думал, что вы решитесь сказать это вслух.

– Зато вы после Караджаахмет стали почти героем в некоторых кругах, – так же без сантиментов продолжил ректор. – И при определенном раскладе и вашем желании, разумеется, вы можете стать лидером сопротивления. Как лидер сопротивления вы не нужны ни мне лично, ни академии, потому что очередная гражданская война на пороге глобальной битвы за мир во всем мире нам противопоказана. С этим вы согласны?

– Согласен.

– Вы нужны мне в академии, с лояльным отношением к политике Дрездена, с вашей харизмой неформального лидера и всеми, кто согласится идти за вами, Даниэль. А за вами пойдут. Будут удивлены и раздосадованы тем, что после всего, что случилось, вы, как бы это сказать помягче, легли под Ангерштайна, но пойдут. Вы должны помочь мне сохранить кадры. Ну а ваше отношение лично ко мне – дело второе, разве что наши разногласия не должны быть публичными, – Ангерштайн испытующе посмотрел на собеседника.

– Я, кажется, еще не дал ответа, герр ректор.

– Я не жду вашего ответа, – честно признался Ангерштайн и продолжил. – Поясню относительно выгоды нашего сотрудничества. Первое – это то, что вы, как защитник сирых и убогих, то есть госпожи аль′Кхассы, сможете почти официально искать себе союзников в этом сомнительном предприятии. Найти их в коридорах академии будет легче, чем в спонтанных стычках с самой же аль′Кхассой или в стычках по ее вине. Ваше положение и действия, которые вы будете предпринимать, занимая это положение, позволят вам попытаться убедить наших людей в том, что аль′Кхасса выгодна живой не только Ишанкару, но и академии. А во-вторых, когда ваш авторитет будет достаточным для более серьезных дел, вы сможете указывать комиссии по усыновлению, что и как ей следует делать. Либо сможете разогнать ее. Либо реформировать. Дело ваше, сюда я не лезу, ибо не заинтересован. Сделайте ваше слабое место местом силы. Я даю вам эту возможность.

Дэн некоторое время оценивал слова ректора, а потом произнес:

– Это подло. Использовать служебное положение для своей выгоды.

– В вашем возрасте стыдно быть перфекционистом, – заметил Ангерштайн. – Вы видите еще какой-нибудь законный способ привести сына домой? У мальчика должно быть будущее, и оно напрямую зависит от вашего. Когда за вами будет стоять Дрезден или его значительная часть, ни оставшаяся часть, ни Конгрегация не смогут вам возразить. Это политика, Даниэль. Яма, полная дерьма. Вы можете либо наполнять ее, либо сидеть в ней, так что сделайте верные выводы и смиритесь с неизбежным.