…Вспомнилось лето, прохладный фонтан на центральной площади, танцующие тени кленовых пятерней на криво уложенных асфальтовых плитах, сэр ′т Хоофт, их первая встреча… Ее вопросы, его ответы, ценности которых Тайра еще не понимала… Его улыбка, безупречно сидящий костюм и легкий голландский акцент, украшающий его английскую речь… И его руки, сильные, свободные от обручального кольца и магических перстней, коими были унизаны пальцы Сэла… Сэр ′т Хоофт совсем не был похож на некроманта, но был им даже больше, чем Сэл. И посох у него тоже был. Не волшебный сказочный атрибут, а рабочий инструмент… Серьезный, страшный, почти непобедимый… Теперь такой же был и у Тайры. Вероятно, его выдавали в обмен на последнюю оставшуюся сказку.

′Т Хоофт выждал немного, а потом дотронулся до Тайриного плеча, поднимая ее с колен. Тайра выпрямилась и развернула посох вертикально. Теперь она держала его только одной рукой, уперев нижний конец в каменный пол. Йен отошел на пару шагов назад, словно художник, рассматривающий свое полотно… А потом он открылся.

Тайру захлестнуло волной его чувств и воспоминаний. Его радость, его боль, сомнения, печаль, гордость, страх и много всего прочего, о чем он никогда не говорил вслух, слились в один разноцветный поток, такой мощный, что Тайру качнуло, подхватило и унесло в лабиринты его памяти. Она видела себя его глазами: с надкушенным яблоком на скамейке Внутренних Садов… В прозекторской с нелепой сеточкой на волосах… За кафедрой в старых подземельях, окутанную изначальной тьмой, еще тогда, когда они только начали заниматься… В Библиотеке над раскрытыми фолиантами, со Змеем на втором этаже Башни… Взрослой женщиной в черном с серебром платье и девчонкой-подростком на ржавых качелях во дворе соседнего дома… Он показал ей поросший клевером холм посреди бескрайнего травяного моря, старое кладбище возле полуразрушенного здания из красного кирпича, статного светловолосого мужчину с осанкой флибустьера в парадной ишанкарской форме, молодую женщину и хрупкую девочку лет пяти верхом на раскрашенном коне карусели, белую дверь детской, в которой до сих пор аккуратно причесанные куклы сидели рядком под черно-белым плакатом с фотографией Анны Павловой… И все это больше не принадлежало только ему. Теперь все это было и ее тоже. Тайра почувствовала, что больше не может себя сдерживать, и с такой тщательностью установленный ей барьер рухнул, открывая Йену то, о чем и она никогда не смела ему сказать.

Посох завибрировал и дернулся, ловя ритм ее сердца, теплея и остывая с каждым ударом, пропуская сквозь серебряные накладки Тайрину память, любовь и радужные потоки магии, из которых был соткан ее мир. Тайра крепко держала пляшущее в руке древко, не давая ему вырваться, но позволяя найти нужное положение и привыкнуть к своей ладони, и в конце концов посох затих, перестал артачиться, гудеть и разбрасывать вокруг себя фиолетовые и зеленые искры. Он снова стал казаться неживым, но белый свет просачивался из его нутра, создавая светящийся ореол вокруг каждого вживленного в черное матовое дерево серебряного элемента. Постепенно свет тускнел, втягивался внутрь, а вскоре совсем погас. Тайра переложила посох в другую руку, он отозвался теплом живого существа и снова притворился обвитой серебром деревяшкой.

Стало тихо. Пахло озоном, будто в Башне только что закончился летний ливень. Откуда-то снова накатили детские воспоминания: жаркий июль, терракотовый песок, широкие кроны чинар, насквозь вымокшие под внезапным дождем… Ядовито-розовый зефир и кривые пиалы чайханы в углу парка… И никакой некромантии. Никакой смерти. Только жизнь, долгая и счастливая, как обещали все самые волшебные сказки…