Незадолго перед смертью он позвал к себе сына Кузнеца. В разговоре с ним Батя наказал, что если общество захочет поставить ему памятник из серебра, то его следует замазать землей. Никто не должен прежде времени знать про станичное серебро. Придёт время, и они смогут заявить права на этот рудник. Тогда все станичники и их дети смогут жить безбедно. Сын кузнеца прислушался к совету, и поэтому, когда Батя умер, ему сделали два памятника – один из глины, а другой из серебра. У школы установили глиняный, а серебряный припрятали до поры до времени.

В 90-е годы кто-то из тех, кому удалось побывать в станице, пустил слух, что у станичников много золота и серебра. Тут же нашлись лихие люди. Однако прибывшие на катерах бандиты получили отпор. Станичники встретили их мощным пулемётным огнём, а катера были расстреляны из пушки. Руководил обороной Виктор, директор школы.

Отбив нападение городских шакалов, казаки только в 2001 году зарегистрировали серебряный рудник и стали официально добывать серебро.

На площади, на самом высоком месте, наконец, установили серебряный памятник Семёну Завалову. В форме казачьего есаула, с шашкой и «Маузером», Батя стоит во весь рост. Памятник у школы убирать не стали, а тоже оставили. Завалов и сейчас продолжает наблюдать за жизнью своего посёлка и его жителями.

Очнулся я в полной темноте. Попробовал пошевелить руками – получилось, пошевелил ногами – тоже вроде двигаются. Попробовал встать – не вышло. Попробовал продвинуться вперёд – бесполезно. Дал задний ход – кажется, потихоньку пошло. Провозился темноте почти час, но выбраться из завала так и не смог. Вдруг почувствовал, что помогают, напряг все силы и увидел лунный свет. С меня кто-то снял огромный ком земли, и я, наконец, распрямился.

Оказывается, что выбраться из завала мне помог пограничник Сева Кудрявцев. Рядом с ним с простреленной левой ногой лежал на земле старшина заставы Семён Немигайло. Неподалёку от нас лежали на земле ещё пятеро пограничников. Кто-то из них был ранен, кто-то – просто отдыхал, положив оружие рядом. Перед боем мы со старшиной спрятали пограничных лошадей в балочке километров за семь от заставы. У нас там было два жеребца, мой и замполита, а также молодая кобылка Ласточка с телегой.

Я – старший лейтенант пограничных войск, начальник 39-й заставы Брестского погранотряда Семён Завалов. Мне 28 лет. Войну мы встретили на рассвете 22 июня. В четыре часа утра заставу обстреляла артиллерия. Потом мы отбивали атаки немецкой пехоты, которую поддерживали танки. А затем наши позиции смешала с землей фашистская авиация. После её последнего налёта меня еле откопали.

Наступило 23 июня. Я послал за лошадьми и дал команду своим пограничникам собрать неповрежденное оружие, фляжки, обоймы с патронами, штыки, сапёрные лопатки, котелки. Бойцы нашли семь винтовок со штыками, патроны, несколько фляг и ещё немало необходимых солдату вещей.

Тем временем я осмотрел рану старшины. Она оказалась сквозной. Кость чуть поцарапана, но целая, а вот само пулевое отверстие уже начало гноиться. Я взял патрон, вынул пулю, высыпал порох в рану старшине и поджог его. Порох вспыхнул, огонь вышел с другой стороны раны. Она перестала кровоточить. Тогда я снял жгут и наложил на рану тугую повязку.

У второго раненого пограничника пуля попала в плечо и застряла там. В моей полевой командирской сумке всегда были зажим и скальпель – подарок одного врача, с которым мы воевали еще в Финскую кампанию. Я обработал инструмент спиртом, сделал скальпелем надрез и при помощи зажима удалил пулю. Обработав края раны, я ее туго перевязал. У остальных пограничников оказались совсем легкие ранения. Очистил им раны от грязи и гноя, обработал спиртом, приложил листья подорожника.