Антон закурил, а Ната стала разглядывать публику.

В ресторане наблюдался полный аншлаг, были заняты все места. Шумных застолий пока не было, но все к тому шло. За некоторыми столами уже слегка опьяневшие компании весело смеялись, и, судя по количеству бутылок, веселье шло по нарастающей. За соседним столиком, к которому Ната сидела спиной, трое мужчин и одна дама подпевали ресторанному магнитофону: «Комбат, батяня…»

– Ну что, Наталья Александровна, – спросил Антон, – может, по коньячку?

– Нет, пожалуй. Я не очень люблю крепкие напитки, предпочитаю красное сухое, но здесь вряд ли есть хорошее, а плохого не хочется.

– Да, хорошего здесь нет – я посмотрел, когда был первый раз, как бы это назвать… карту напитков. Зато тут есть неплохое шампанское. Не хотите?

– Давайте сначала поедим, а потом определимся.

– Давайте.

Им принесли заказ, и они опять надолго замолчали, занявшись ужином.

Он ей нравился. Очень.

Понравился сразу, еще когда она на него налетела. Ну и что?

«Господи боже мой! Ну и что? К чему это напряжение, подрагивание рук?! Я совершенно ему не подхожу – он вон какой важный, директор. Джинсы, белая футболка, часы, даже зажигалка – все очень дорогое. Одна его дорожная сумка баксов на пятьсот, если не больше, тянет. Не «монтируюсь» я с ним никак. Таким мужикам полагаются молодые породистые «кобылки», а до таких старушек, как я, они никогда – никогда! – не снисходят. Ну и к черту!

Небось полезет за ужин платить, изображая снисходительное презрение к моим копейкам. Ну а как же – мы крутые, и всегда об этом помним, и при любом удобном случае это подчеркиваем – а вы все-таки вроде бы женщина. К черту!»

Наталья расстроилась от этих мыслей.

Ей всегда было жаль этих мужиков и неловко за них.

Они сделали свой бизнес, многие сами, с нуля, и уж кто-кто, а она точно знала, как это с нуля и самому, встали на ноги, заматерели, пережили все, что можно пережить в период становления, выстояли, победили.

И вот им около сорока, а рядом вьются молодые барышни на любой вкус и цвет, открытые к любым предложениям «кошельков». Она, конечно, понимала, что далеко не все эти девочки дуры, а даже совсем наоборот, но, когда видела такие пары, почему-то огорчалась за мужчин.

Конечно, есть исключения, она знала одну такую семью и очень за них радовалась, потому что человек замечательный и его молодая жена тоже, и любовь там настоящая. Но это были редкие исключения, которые, как водится, подтверждают правило.

Эти откровенные попытки доказать себе и окружающим, что ты еще молод, посредством длинноногой висящей на тебе девушки у Наты вызывали жалость.

Ей сразу становилось жалко всех: и этих мужчин, сейчас сытых, довольных, снисходительно-щедрых, которым лет через десять придется вытаскивать себя из этих девочек, как из помойки, и самих девочек, которые через те же десять лет поймут, что ничего нет и надо себя самой строить и что-то в жизни делать.

«Резать, к чертовой матери! Не будем дожидаться перитонита!» – как говорилось в «Покровских воротах».

«Эх, зря отказалась от коньяка», – подумала Наталья.

Оказалось, что за своими мыслями она все съела, и не заметила даже. Антон Александрович от нее не отставал, справившись со своим ужином так же быстро.

– Может, все же шампанского, Наталья Александровна? За знакомство, так сказать? – предложил господин Ринков.

– За знакомство мы с вами уже коньяк изволили откушать, Антон Александрович, – под впечатлением своих раздумий нелюбезно отозвалась она. – А впрочем, давайте. Возвращаться не хочется, а шампанское вполне весомый повод задержаться.

– Абсолютно с вами согласен!