Фурия плохо помнила экслибра, которого вместе с чернильными поганками встретила среди золотых сетей. Тощая фигура в тёмном облачении, чья грудная клетка на её глазах распахнулась, словно книга, обнажив кипу страниц. Он был вторым экслибром из книг Зибенштерна, которого она встретила на своём пути; как и Изида, он был живой книгой в человеческом обличье.

– Его зовут Ментана, – сказал Зибенштерн. – Я боюсь, что этот персонаж нельзя назвать моей большой удачей, однако…

– Ментана? – перебила его Фурия. – Герцог Ментана?[5] Негодяй из «Фантастико Фантастичелли…»?

Зибенштерн кивнул:

– Да, я помню, это один из тех злодеев без особых примет, без конца покручивающих усы. – Старик с сожалением развёл руками: – «Фантастико Фантастичелли…» была одной из первых моих книг. Вероятно, лучше описывать людей у меня тогда ещё не получалось.

– Ты прекрасно знаешь, что это моя любимая книга! – вырвалось у Фурии.

На втором месте у неё был «Остров Сокровищ» Стивенсона, за ним – несколько романов, которые Фурии в своё время читала мать. Лишь значительно позже Фурия смогла прочитать, нет – проглотить эти книги самостоятельно, и ни одну из них она не перечитывала так часто, как «Фантастико Фантастичелли…». Целую вечность назад она рассказывала об этом молодому Северину Розенкрейцу, тому самому Северину, который сейчас стоял рядом с ней в обличье озлобленного старика.

– Герцог Ментана… – прошептала она, покачивая головой. – Старший из трёх братьев, отобравших у возлюбленной Фантастико миланский престол.

До того как встретиться с кавалерами и госпожой Антиквой, Фурия никого в жизни так истово не ненавидела, как его, выдуманный персонаж из старинного разбойничьего романа. Она стала его личным заклятым врагом, и каждый раз, перечитывая книгу, всей душой желала ему смерти.

А теперь он, возможно, спас ей жизнь.

– Ему нельзя доверять, – предупредил Зибенштерн. – Он – тень Федры. Даже если его не видно, он, как правило, находится рядом с ней.

– В реальной жизни он такой же подлец, как и в книге? – Фурия понимала абсурдность этого вопроса, как если бы она интересовалась характером актёра, игравшего какого-то особенно отвратительного персонажа. С той только разницей, что экслибры не играли роли своих персонажей. Они были ими.

– Он сложнее, чем в книге, – ответил Зибенштерн. – Что, в сущности, не является большой заслугой. В романе он стремился заполучить только власть и богатство, а здесь, в ночных убежищах… Понимаешь, он придерживается определённых принципов и убеждений. И он твёрдо верит в учение о Liber Incognitus.

Слушая Зибенштерна, Фурия рассеянно скользила взглядом по капитанской рубке. Только теперь она поняла, что на капитанском мостике «Флёр» не было ни штурвала, ни рычагов, ни кнопок. Было только кресло, похожее на трон, стоявшее на возвышении и обращённое вперёд. Оно чем-то напомнило её старое кресло в имении, и, подойдя поближе, она удостоверилась, что капитанское кресло действительно очень походило на её старое, говорящее. Ветер и осадки разрушили кожаную обивку и подушки, и взору Фурии предстал остов, украшенный микроскопической резьбой, – дерево покрывали ряды букв. Кое-где буквы стёрлись, но большинство строк, вероятно, можно было прочесть – правда, для этого понадобилась бы лупа.

– В этом кресле сидел капитан «Флёр», управлявший кораблём единственно с помощью библиомантической мысленной связи с ним, – объяснил Зибенштерн. – Сядь и попробуй.

Фурия со страхом забралась на дряхлое кресло, устроилась на нём, хотя острые края и ржавые пружины врезались в тело. Но уже спустя пару секунд ей захотелось вскочить с него.