>Авен: Лена, когда и как вы познакомились с Борисом?

>Горбунова: Мы познакомились в 1990 году, нас познакомил один наш общий знакомый. Когда мы познакомились, у меня уже были госэкзамены в Институте управления, а потом еще был год на диплом. Там не было обязательного распределения, и он мне предложил писать у него дипломную работу[39]. Он был моим руководителем.

>А: Какое он на тебя впечатление произвел? Была какая-то вспышка? Потом ведь у вас целая жизнь была впереди. Было ощущение, что так может сложиться?

>Г: Нет. Никакой интуиции не было, вообще ничего.

>А: Он отличался от окружающих?

>Г: Ну, он был заразительным, умел заинтересовать, умел произвести впечатление своими идеями.

>А: Как ты поняла, что он необычный, яркий, сильно отличается от всех остальных? Скажу честно: я говорил с Галей, и она сказала, что у нее была такая вспышка, когда она увидела Березовского первый раз в жизни. Он сразу ее потряс. Борей можно было восхищаться, и, безусловно, им восхищались.

>Г: Для меня он не был необычным. Все, что он делал, для меня было очень естественно. Поэтому никаких вспышек.

>А: Насколько я знаю, он в тебя сразу влюбился. А через какое время у вас начались романтические отношения?

>Г: Через несколько месяцев. Мы познакомились весной, а на диплом я ушла осенью. Вот осенью и началось, наверное.

>А: Он уже был тогда известным? Уже слышалось везде: “Березовский, Березовский, Березовский”, как позже?

>Г: Нет, конечно… Я даже о ЛогоВАЗе тогда не знала. Узнать неоткуда было.

>А: Знаешь, я в Австрии жил, и когда я приехал в конце 1991-го, он уже был очень известным.

>Г: Это уже прошло полтора года после нашего знакомства.

>Г: После того, как ты меня попросил о встрече, я стала просматривать старые фотографии. Столько всего было, оказывается… Просто события последних лет затмили абсолютно всё. А там была огромная жизнь.

>А: В октябре 1991 года мы вместе с тобой были в Грузии. Тогда я познакомился с Бадри, а потом мы вместе познакомились с Путиным в Петербурге. Тогда было такое ощущение, что все взрывается, впереди такая огромная неизвестная жизнь… У тебя было такое же ощущение, да?

>Г: Да, абсолютно так. Появилось много новых людей, у которых были какие-то идеи, которые что-то придумывали. Открылся жизненный простор для тех, кто хотел куда-то идти.

>А: Насколько они работали ради денег, как тебе кажется?

>Г: Деньги не были главным, но всегда имелись в виду. Потому что деньги – это какая-то часть свободы. Очень важно, что раздвинулись рамки для людей способных, которые хотели что-то менять в своей жизни. У Бори были романтические представления, что он сейчас изменит все в стране.

>А: Он уже тогда о стране думал, а не только о ЛогоВАЗе?

>Г: Он всегда думал о стране, и он всегда думал о своих интересах.

>А: У него была какая-то модель мира?

>Г: Западная демократия.

>А: Какое у тебя вообще осталось впечатление о тех годах? Деньги уже были какие-то? Было ощущение, что деньги появляются?

>Г: Да, потому что путч 1991 года застал нас на Сейшелах. Я себя не очень хорошо чувствовала психологически, я говорю: “Боря, давай вернемся раньше”. Мы улетели раньше, приземлились во Франкфурте, и там на всех табло путч. Мы никак не могли понять, что происходит. Видимо, все произошло, пока мы летели.

>А: Не было желания остаться в Германии?

>Г: Было желание переждать, чтобы понять, что происходит. Переждали, наверное, дня два или три, недолго. И вернулись.

>А: Что ты помнишь про ЛогоВАЗ? У меня сложилось ощущение, что именно тогда жизнь там била ключом, первые два-три года.

>Г: Жизнь била ключом, потому что они не понимали, что делали. Они делали практически все, что им придет в голову. Было такое ощущение свободы, что можно реализовывать любые фантазии, главное – оставаться в рамках.