Официантке, однако, ее интерес совсем не понравился. Она пронзала Оранж негодующим взором и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

Оранж входила в контакт со второй земной женщиной, и в ее голове появились первые наброски алгоритма поведения женщин на рабочем месте.

Так ничего и не выбрав из меню, Оранж попросила официантку принести ей то, что та бы выбрала сама для себя, если бы задумала здесь подкрепиться, и в догонку сказала, что стоимость блюда не имеет значения.

Кошелечник, засмеялся, оценив шутку, и показал большим пальцем вверх.

Через несколько минут они ели свой завтрак, запивая его свежим кофе. У Оранж на тарелке была яблочная шарлотка – блюдо явно не из меню. Кошелечник отщипывал кусочки от своей гренки Монтекристо и макал их в кленовый сироп.

– Так что вы решили с вашим полетом?

– Я еще ничего не решила точно. Думаю, что чем мотаться в Калифорнию и ждать там, я бы лучше осталась здесь и провела ночь в комнате «Матери и ребенка».

– А разве такие здесь есть?

– Ну уж не знаю. Вы работаете на территории аэропорта и должны были бы мне подсказать, как найти ее. Во всем цивилизованном мире такие комнаты существуют на вокзалах с поездами дальнего следования и в аэропортах. Не спать же мне здесь на лавке?

– У вас нет ребенка. Вас бы в такую комнату не поместили даже, если бы она и была.

Кошелечник смотрел на Оранж: как картинно она склонилась над своей тарелкой. Таких спокойных и счастливых женщин любил писать художник Тракай, и неважно, что все они были на одно лицо, от них веяло спокойствием и благополучием, и именно поэтому реальные женщины покупали его картины: они хотели чувствовать себя именно так, как женщины с его картин.

Но он видел ее иной – перед его глазами Оранж все еще стояла под шлангами автосушилки, ее волосы взлетали быстрыми волнами от теплого воздуха, а грудь манила спелостью недозволенного плода.

– Зачем вам спать на лавке. Тут полно ночлежных мест, куда, при наличии билета на самолет, могут отвезти бесплатно.

К этому моменту с приемом пищи было закончено, и они мирно допивали свой кофе. Оранж запустила руку в свою бездонную сумку и выудила оттуда фочин куки, завернутую в не первой свежести обертку: «Koшелечник, хотите китайской мудрости и сладенького на зубок?»

– Зовите меня Оз. Вы уверены, что срок мудрости и потребления печенины не исчерпан?

– Ничего не могу сказать про печенье, а мудрости ведь не имеют срока действия. Они ведь капиляры от общего потока.

Она разорвала обертку и разломила печенюшку. Внутри ее лежал кусочек бумажки со словами… кого ищу пока не знаю, а как увижу, так скажу.

– Если вам так уж не хочется спать в коммерческих местах, поедемте ко мне после работы. Вы любите холодные сесами нудлс под вьетнамское пиво? Мы можем оставить вашу машину здесь на парковке, а завтра приедем на моей, и вы полетите в свою Москву.

– У меня нет здесь никакой машины.

– А как же вы сюда добрались?

– На мотоцикле, но он не запаркован, а поехал куда-то дальше.

Оз отламывал зубами от своей половины печенья и ел эти крошки, как что-то очень существенное. Это вызвало улыбку на лице у Оранж: «Ну вот видите, а вы говорили про срок годности. Такие штуки бессмертны.»

Оз не стал ей отвечать, потому что чувствовал силу печенья и не хотел с ней бороться. Хотя Оранж не ответила на его приглашение на холодные нудлс, он предложил ей запарковать чемодан в его книжной лавке.

Пока Оз выполнял свою невидимую работу для Луи Виттона, Оранж праздно бродила по аэропорту. Она заходила в интернет кафе и общалась с кем-то, извещала их о своем прилете с посадкой в неожиданном месте и всех за этим следующих действиях. Утренний полицейский доверительно узнал от нее, что ее полет состоится только завтра, а сегодня вечером она приглашена на холодные нудлз и вьетнамское пиво в один дом.