«Они могут только покрасить фасады», – говорит 45-летний художник Сергей Иконников. Он считает, что служащие городской администрации коррумпированы. Не принимаются актуальные меры по улучшению существования простых людей. Их доход в лучшем случае составляет 50 евро в месяц. Дома, в которых они живут, находятся в ужасном состоянии. Поэтому многие испытывают ностальгические настроения по временам Советского Союза, когда были дешевыми продукты и водка – любимый напиток русских.

Сергей приглашает меня в кафе, которое находится на Невском проспекте. В заведении, в выдержанном в красно-черных тонах, все происходит сдержанно и стильно. Гости сидят за стеклянными столами, пьют водку из бокалов с надписью «Генсек». На закуску предлагается «KGB-завтрак» (колбаски, 2 яйца, горох), «Сталинградский котелок» (говядина, морковь, картофель), а также мясное блюдо, носящее имя тоталитарного китайского вождя Мао Цзэдуна, который пользуется здесь все большей популярностью.

«Они хотят только покрасить фасады, – утверждает Сергей, занимающийся большой просветительской работой. – Но они совсем не хотят изменить сознание людей». По его достоверному мнению, в стране возрождается тоталитаризм, который напоминает правление Адольфа Гитлера. В доказательство своих высказываний он приводит жуткий эпизод, случившийся на днях с известной диссиденткой Софией Дыркой – этим ярким символом борьбы за свободу в России. Неизвестный штурмовик заживо замуровал ее в собственной квартире. Сергей уверен, что это сделано по приказу властей. «Они восстанавливают старые тоталитарные символы – советский гимн, красное знамя, – говорит он. – В то же время они разрушают новые памятники, свидетельствующие о давнем стремлении народа к свободному образу жизни».

«Это было давно, когда я еще лапти собирал», – очкообразный нонконформист Эш гоголем прохаживается по своей мастерской, расположенной в подвале потустороннего мрака и ужаса. По углам мастерской валяются мотки колючей проволоки, обломки железных труб, груды пустых консервных банок. На стенах мерцают мертво-зеленые раки, ящерицы и прочие гады, пригвожденные к дощечкам. В тяжелом воздухе роится запах искореженного металла и жженых костей. Догадливая журналистка Апостольская, восседая на табуретке посреди потустороннего мрака и ужаса, зажимает нос платочком, надушенным французским ядом – «Пуазоном».

«Это было давно, когда я еще лапти собирал. Пошел однажды я в церковь – поглазеть на утварь la russe. Подхожу к иконе Пантелеймона и вижу: внизу, у самых ног целителя, чернеет его подлинная косточка, оправленная стеклом и золотом. Целуют люди эту косточку и радуются, как будто к великой святости прикоснулись. Вот тогда и осенила меня идея мертвописи. Правда, мой знакомый Ермаков называет это профанацией святых мощей, да я на него, прохвоста, не обижаюсь. У него весь мир – профанация».

Нонконформист Эш зажигает автоген, демонстрируя догадливой журналистке Апостольской процесс изготовления необычного шедевра – синим лучом вырезает невообразимую конструкцию, формирует некую железную оправу и вставляет туда слегка опаленную куриную косточку, приговаривая: «И ныне, и присно, и на веки веков».

«Готово! – преподносит нонконформист громоздкий шедевр, произведенный на глазах восхищенной гостьи. – Это память о нашем романтическом обеде».

«Я слышала, что в Америке техника увековечивания костей ушла далеко вперед, – хвастается своими познаниями догадливая журналистка Апостольская. – Там вставляют в подобную оправу не только куриные останки, но и прах родственников».