– Не умею.

– Ничего, наступит весна, за ней – лето, дальше – осень, а за ней – и снова зима. Всему в этом мире обновление надобно. И природе, и нам с тобой.

– Может, ты и права.

– Да ты не горюй, и не такое переживали, не пропадём!

Хорошо в Еленовке зимой. Домов-то – всего ничего. Да и те, почитай, практически нежилые. Всего пара дедов в деревне осталась. Деревья на лесной опушке Еленовки – и те поживее будут.

– Мам, пап, смотрите, как красиво! – кричит сын, выпрыгивая из машины аккурат в сугроб.

– Тише, Васька, жителей местных распугаешь, – вылавливаю шалопая и легко поднимаю над землёй.

– Так вроде ж тут пугать-то некого особо… – удивлённо смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Ошибаешься, дорогой, – улыбаюсь. – У всего глаза есть. И уши. Со всем дружить надо. Даже с тем, что тебя просто слушает и не стремится перебивать. А сейчас пошли чай пить, я пряников вкусных ещё в городе купил!

Наблюдаю, как сынишка, ухватив большой бумажный пакет, хохочет и шустро скрывается в доме. Наверное, пока будем идти, слопает большую часть сладостей. Ну и пусть. Нам с Ленкой много не надо, от нас не убудет.

– Глашка!

– Ась, Машка?

– Думаешь, будет с них толк?

– Обязательно, милая, обязательно. Ещё поглядишь!

Я бреду по полю. Бесконечному, усеянному десятками – нет, сотнями цветов. Ярко-красные, они пышут жарким пламенем. Того и гляди, обожгут руки, стоит лишь прикоснуться. А с неба улыбается горячее солнце. Спрашивает: «Зачем пришёл в мои владения?» А я не знаю, что ответить. И продолжаю свой путь. Шаг за шагом.

Протяжный писк вырывает из полузабытья. Верчу головой. Белый потолок. Паршивые горчичного цвета стены. Вдалеке – несколько пустых кушеток. Или только кажется, что пустых. Делаю над собой усилие подняться. «Ты лежи-лежи. Вставать нельзя», – успокаивает сладкий голосок. Чья-то рука осторожно прижимает голову к подушке. Вспомнить бы… Изображение перед глазами меркнет – снова проваливаюсь в пустоту.

Я бреду по полю. Бесконечному, усеянному десятками – нет, сотнями цветов. Ярко-красные, своими острыми иглами они впиваются в ноги, оставляют кровавые следы на коже. А с неба улыбается горячее солнце. Возмущается: «Чужим здесь не место. Уходи, а не то…». Порыв знойного ветра. Лоб покрывается испариной. И рад бы уйти, но ноги перестали слушаться.

Раздражающий прибор затих. Зато хор голосов вызывает головную боль. «Ему ещё очень повезло, что жизненно важные органы не задеты. Были все шансы не выкарабкаться после столкновения», – басит какой-то мужчина. Столкновение? Помню, как в жаркий летний день упросил маму сходить за холодным квасом из бочки. У нас привозят в соседний двор. Надо было всего-то перейти не слишком оживлённую улицу. А тут этот бензовоз из-за угла. Не замечаю, как снова теряю сознание.

Я бреду по полю. Бесконечному, усеянному десятками – нет, сотнями цветов. Ярко-красные, они просто не могут не привлекать внимания. Превозмогая боль, срываю один и понимаю, что никогда не видел ничего красивее. А с неба улыбается горячее солнце. Удивляется: «Не боишься, значит? Душа у тебя светлая, прощаю на первый раз. Иди и по сторонам не забывай смотреть». Впереди как будто дорога возникает. Из жёлтого кирпича. Я чувствую прилив сил. Прижимаю цветок к груди и, наконец, бегу. Навстречу судьбе.

Ворочаюсь и открываю глаза. Интересно, сколько я проспал. «С ним всё будет хорошо?» – мама почти шепчет. Мама, дорогая мама, я так соскучился! Если бы знал, ни за что не пошёл бы на эту улицу. Подумаешь, квас. Никто без него не умер ещё. В жару можно и в душ под ледяную воду, а я… «Да, конечно, теперь да. Состояние стабилизировалось», – басит всё тот же мужчина. На его носу – огромные очки, а за ухом – огрызок карандаша. Так смешно торчит из-под густой шевелюры, что я смеюсь. Мужчина замечает это – и подмигивает мне.