Было приятно идти не спеша и смотреть по сторонам. Все как будто казалось несколько новее, чем он, наверное, ожидал, но, в общем-то, без особых изменений. Люди проходили мимо быстрым, чуть семенящим шагом. Перейдя на другую сторону улицы, уже через несколько метров Игорь оказался у довольно большого обувного магазина с совершенно советским названием "Каблучок". Ему даже стало смешно, что такие названия еще кто-то выбирает. Забавно будет посмотреть на этого человека. Он взялся за металлическую ручку и потянул на себя тяжелую входную дверь. Внутри было просторно, светло и приятно пахло, как в хорошем брендовом бутике. К нему почти сразу подошла девушка-консультант и предложила свою помощь. Игорь поздоровался, представился и сказал, что ему нужно поговорить с директором.

– Денис Львович сейчас подойдет. Присядьте пока, пожалуйста. – Девушка показала рукой на кожаный диванчик за его спиной. – Чай? Кофе?

– Нет, спасибо. Не беспокойтесь.

Игорь сел на диван и расстегнул куртку. Справа от него во всю свою ширину показывало улицу большое, как экран в кинотеатре, окно. На экране то же: мелькали фигуры людей, закутанных в теплые одежды, и падал медленный снег. На секунду подумалось, что этой движущейся картинке не хватает звукового сопровождения, и что сейчас обязательно должна играть спокойная музыка. Но здесь внутри было тихо. Ему вдруг захотелось закончить все дела как можно скорее и прогуляться по городу, раз уж выпала такая возможность – пройтись по центру, который он хорошо помнил, посмотреть, как и что тут изменилось. Зайти к другим клиентам он успеет и не сегодня. В конце концов, можно просто позвонить, что-нибудь соврать и перенести встречу на завтра. Торопиться ему особо некуда – у него еще уйма времени.

IV

Они решили не делать поминки в кафе – людей было не много, поэтому можно было разместиться и дома, к тому же, так значительно дешевле. На кухне уже почти все было готово. Посидят, помянут, выпьют, закусят и разойдутся. Андрею очень хотелось, что б никого и ничего здесь не было. Как такое вообще пришло им в голову? Совершенная дикость – будто кладбище перенесли в квартиру, поставили посередине стол с едой и усадили за него скорбящих. При мысли об этом ему сделалось жутко и брезгливо одновременно. Он чувствовал себя сейчас гораздо хуже, чем на самих похоронах – там он был как оглушенный и потерянный, испытывал боль и жалость – к себе, брату, маме, ко всем тем, кто уже умер, и кому еще предстоит. Здесь же появилось отвращение, словно воздух, в небольшой комнате пропитан трупным ядом, и теперь ни к чему нельзя прикасаться. Он смутно переживал, что ему будет страшно у могилы, но у гроба этого чувства не было – страшно стало только сейчас, когда совсем уже не ждал.

Андрей посмотрел на Лизу. Она выглядела спокойной, только уставшей: чуть бледнее обычного, и под глазами появились небольшие припухлости. Глядя на нее, ему стало стыдно за свою внутреннюю истерику, за то, что в очередной раз он чувствовал себя слабее сестры. Муж Лизы, Вадик, тоже был здесь – сидел с как всегда немного растерянным выражением лица. После случившегося он им очень помог: взял на себя много хлопот и, кроме того, оплатил почти все расходы. Андрей не любил его, правда, скорее необоснованно – просто, потому что сразу так для себя решил и следовал своему чувству из какой-то внутренней упертости, хотя никогда явно и не показывал этого.

Все уже сидели за столом. Андрей разлил спиртное тем, кто был рядом с ним. Остальным налил дядя Витя, брат мамы. Он первым поднял рюмку, посмотрел на нее, чуть повертел в руке, а затем опустил взгляд то ли к себе в еще пустую тарелку, то ли куда-то мимо нее на скатерть, и сказал: "Земля ему пухом, нашему Димке." Он выпил водку, поставил пустую рюмку на стол и потянулся к салату. Все последовали его примеру. Никто не говорил. Тишину нарушал лишь поминальный звон ложек о тарелки. "Почти церковный" – подумал Андрей и выпил. Он видел, что мама вот-вот снова заплачет, у нее начал дрожать подбородок. Она сидела как-то неестественно безвольно, словно была приспущенной резиновой куклой.