Он не знал, что это за сила, но он ее чувствовал.

Старик стоял на поляне, переливая всего себя в песню без слов, в гуляющий по лицу огонь, и становился все тоньше, все прозрачнее. Теплая накидка и рубаха упали на снег, а старик стал подобен идущему из земной глубины белому лучу.

В глубине луча таяло то, что было костями, и медленно осыпалось на снег.

Он звал на помощь Солнце, он впервые в жизни произнес тайное имя Солнца – Пламенеющий Убийца. Солнце было далеко, но он знал – отзовется!

Рассудок покинул его, остались только голос и воля. И еще слух. До старика донесся рев, вылетевший где-то далеко из звериных глоток. Он ощутил: часть дела сделана, но только часть.

Он должен был спасти своих! На большее не хватило сил.

И последнее, что он смог, – поняв, что смерть альвригов не в его власти, послать проклятие. Сильное, мощное, из тех, что расплющивают кости и уродуют тело.

Оно ушло, как стрела в цель.

И белый луч погас.

Печальная и горестная это была ночь…

Женщины, перед сражением убежавшие с детьми и стариками в лесную чащу, когда взошла луна, появились на опушке. Зажигать факелы боялись. И шли, спотыкаясь и падая, к полю боя – туда, где лежали вповалку отцы, мужья, братья, сыновья. Может, кто и уцелел…

Мужчины остановили вражью рать, и она, разорив Русдорф, не пошла к Шимдорну, а повернула на запад. Но мужчин у русдорфских женщин больше не было.

Анна Вайс шла первой – она отдала битве троих сыновей. За руки она вела своих младших – Ганса и Билле. Оставить их, маленьких, одних в лесу она не могла. Дети настолько перепугались, что даже не плакали; первый страх прошел, за несколько часов наступило отупение, они могли только держаться за материнские руки.

– Анна…

Женщина обернулась и увидела – поодаль от всех тащится к полю боя старая Шварценелль. Злость вскипела – ей-то, ведьме, безмужней и бездетной, что там нужно?! Она-то кого собралась искать?

Шварценелль когда-то хорошо умела исцелять, но уже лет с десяток, как всем сильно болящим отказывала, принимала только тех, кто с безобидными хворобами. Говорила – выменяла этот дар на иной. Может, и выменяла – кто эту нечисть разберет. Как это вообще возможно – никому не объясняла. Теперь она промышляла сбором редких болотных трав, уходила в леса на несколько дней, потом выносила на субботний торг пучки и мешочки. Что она получила в обмен на дар – не говорила, но вряд ли что ценное; о ценном бы русдорфцы догадались. Возможно, это было чутье к травам и корешкам, хотя смысл такого обмена был непонятен. Но можно ли ожидать разумных поступков от чудаковатой старухи?

Целительницами в Русдорфе стали Доре и Катрина, сестры-близнецы, тоже не нашедшие мужей. Чему-то их обучила Шварценелль, каких-то знаний они набрались от заезжих лекарей. Когда они надели черные платья целительниц и повязались темными платками, их стали звать, как издавна повелось, Шварцедоре и Шварцекате. Но они хоть взяли на воспитание троих сироток и сейчас спешили на поле боя с корзинами, полными холщовых бинтов и глиняных горшочков с мазями.

– Шла бы ты отсюда, Шварценелль! – крикнула Анна. – Пользы от тебя никакой и смотреть на тебя тошно!

– А ты меня не гони. Вот это видишь?

Старуха держала в руках рогульку. Такую, которая помогает найти подземные водяные жилы.

– Я ее заговорила, – сказала Шварценелль. – Я ее своей кровью напоила. Теперь она тянется к живому. Пусти-ка, я вперед пойду.

Анна даже не удивилась тому, что Шварценелль умеет такое творить. А бывшая целительница первой ступила на край Амштенского луга.

Тут-то и была битва. Тут и нужно под горами тел отыскать тех, кто ждет помощи.