До чего бездонна эта бездна…
2011
«Деревьев разговоры …»
Деревьев разговоры,
Дрожь листья ворошит.
А век, как поезд скорый,
Безудержно спешит.
Сквозь осени и зимы,
Людских становищ гул
Во мрак непроходимый,
Где правит Вельзевул.
Где нет различий пола
И нет различий зла,
Где не слыхать глагола,
Черна небес зола.
Где роботы маячат.
Где цифры мельтешат,
Где ни о чём не плачут.
Спешат, спешат, спешат…
2011
«Замаячила осень повсюду …»
Замаячила осень повсюду,
Разноцветной дразня бахромой.
Палых листьев взметённую груду
Гонит ветер, как дворник метлой.
И хоть помню от слова до слова
То, что будет, и очередь чья,
Мне анапест является снова,
Заклинанья свои бормоча.
Словно листьев и ветра смятенье
Сочинил и назвал он своим
Самой первой порою осенней,
Когда не было вёсен и зим.
2009
«Среди ноябрьской погоды …»
Среди ноябрьской погоды
Проходят дни, а, может, годы.
Всё тот же ветер, мокрый снег
И неба смутные разводы…
Проходят дни, а, может, годы.
О, Господи, проходит век.
И лужи тёмные зияют,
От скуки словно бы зевают,
Пустые разевая рты,
И в них замедленная морось
Сквозь облаков глухую прорезь,
Дрожа, сочится с высоты.
И нет конца. Ноябрь всё длится.
Всё те же разговоры, лица
На протяженьи долгих лет.
Как лужа тёмная, зияет
Вселенная, как бы зевает,
Заглатывая белый свет.
2006
«В этом веке я так же случаен …»
В этом веке я так же случаен,
Как в египетских «тёмных веках»,
Бедный житель стандартных окраин —
Вся судьба на тетрадных листках.
А кругом – злая схватка империй,
Подавленье души и ума.
И народ, потерявший критерий,
Позабывший, где свет и где тьма.
Ну да что ж?
Тёмный ельник разлапист,
Сыпет осень свою желтизну,
Как тропинка уводит анапест
В даль, таинственность и глубину.
1979
«Воронку в небе просверлив …»
Воронку в небе просверлив,
Выглядывает шар лохматый
И видит медленный залив,
Прибоя слушает раскаты.
Коснулись облаков края
Черты далёкой окоёма…
Но это то, что вижу я,
Но это то, что мне знакомо.
А взгляд небесный, вековой,
Беспамятный, вселенский, грозный
Сквозь облаков нависших слой —
Что видит он из дали звёздной?
2004
II
«Времён крутая соль …»
Времён крутая соль
На вкус мной ощутима,
Вхожу в чужую роль,
Не надобно мне грима.
Я глыбы на плечах
Под властью фараона
За голод и за страх
Таскал во время оно.
Я в готике и мгле,
Страшась видений ада,
Уже почти в петле
Твердил свои баллады.
Я у горы Машук
Знал в удали гусарской,
Что грудь пробьёт мне друг
Свинцом опалы царской.
Я в камерах глухих,
За проволкой колючей
Выращивал свой стих,
Быть может, самый лучший.
А нынче в шуме дня,
В насущном хлебе, в поте,
Не знают про меня
В людском водовороте.
Да мне о том ли речь
В страде моих событий?
Среди моих предтеч,
Когда умру, ищите.
1966
«Здесь брошенные лодки, валуны …»
Здесь брошенные лодки, валуны
И полусумрак пелены небесной,
И ветер, словно перебор струны,
Далёкий гул мелодии безвестной,
Напоминающей о временах
Беспамятных, безлюдных, леденящих,
О бесконечных, тёмных валунах,
Глухих, как небо, как волна звенящих.
2006
«Иеремия к пораженью звал …»
Иеремия к пораженью звал,
Но речь его была словами Бога.
Накатывался вавилонян вал
Всё яростней, и всё не шла подмога.
«Он притупляет воинов мечи!
Военачальники слабеют духом.
А чьи его слова, ты знаешь – чьи?
Народ же тёмен, верит всяким слухам», —
Князья царю кричали.
И во прах
Пал город, золотой Иерушалаим.
Пожар и разрушенье, смерть и страх,
Изгнание – мы помним всё и знаем.
Господь нещаден в правоте своей,
Иеремия был его устами,
Но если вновь под стенами халдей —
Кто прав – боец с мечом, пророк ли в яме?
1988
«Днём настигала их жара …»
Днём настигала их жара.
А ночи миг летучий краток,
Но эта древняя пора
Искала в слове отпечаток.