Но тут я заметил, что проезжаю мимо Центрального парка, и решил немного посидеть под деревьями.

Центральный парк на самом деле парком, как таковым, не является. Это большой туннель вблизи от центра вращения астероида, отведенный под различную растительность. Тут я нашел апельсиновые деревья, что объясняло наличие натурального сока, и виноградные лозы, а также папоротники и мхи. Но никакой травы я нигде так и не увидел. Не знаю почему. Может, потому что здесь сажают только виды, способные расти при недостаточном количестве света, поскольку главным источником его на Вратах является только голубой металл хичи. Трава же не может эффективно использовать в своих фотохимических преобразованиях это слабое свечение.

Главное предназначение Центрального парка, конечно же, всасывание окиси углерода и возвращение кислорода в живую среду, поэтому по всем туннелям много растительности. А еще растения заглушают запахи, или по крайней мере так считается, и дают некоторое количество пищи.

Весь парк имеет примерно восемьдесят метров в длину, а в высоту вдвое выше моего роста. Он достаточно широк для нескольких извилистых тропинок. Растения здесь как будто произрастают на настоящей земной почве. На самом же деле это гумус, изготовленный из продуктов человеческой жизнедеятельности, то есть канализационных отходов. На Вратах несколько тысяч человек пользуются туалетами, но это никак не сказывается ни на цвете, ни на запахе почвы – все тщательно переработано.

Первое дерево, достаточно большое, чтобы под ним сидеть, для этого не годилось. Это оказалась шелковица, и под ней была натянута тонкая сеть, чтобы собирать падающие плоды. Я прошел мимо по тропе и увидел женщину с ребенком.

Ребенок! Я и не подозревал, что на Вратах есть дети. Маленькая девочка, лет пяти-шести, играла большим мячом. В низком тяготении мяч передвигался медленно и больше напоминал воздушный шар.

– Привет, Боб! – услышал я и слегка ошалел от неожиданного сюрприза. Со мной поздоровалась Джель-Клара Мойнлин, молодая женщина, которая прогуливалась с ребенком.

– Я и не знал, что у вас маленькая дочь, – не задумываясь, ответил я.

– У меня ее и нет. Это Кэти Френсис, и мама иногда ненадолго отдает мне ее. Кэти, это Боб Броудхед.

– Здравствуй, Боб, – произнесла девочка, изучая меня с расстояния в три метра. – Ты друг Клары?

– Надеюсь. Она моя учительница. Хочешь поиграть в «лови и бросай»?

Кэти закончила разглядывать меня и сказала, тщательно выговаривая каждое слово, как взрослая:

– Я не знаю, как играть в «лови и бросай», но я могу собрать для тебя шесть ягод шелковицы. Больше нельзя.

– Спасибо. – Я подобрался поближе к Кларе, которая смотрела на девочку, обхватив колени руками. – Очень умная девочка.

– Вероятно. Трудно судить: здесь не с кем ее сравнивать, слишком мало детей.

– Она ведь не старатель?

Я в общем-то не шутил, но Клара громко рассмеялась.

– Ее родители входят в постоянный штат сотрудников Врат. Во всяком случае, большую часть времени они работают на Врата. А сейчас ее мать в рейсе. Те, кто здесь служит, иногда и сами отправляются в экспедиции. Согласись, трудно столько времени проводить в догадках, кем же все-таки были хичи, и не попробовать самому на практике разрешить эту загадку.

– Это опасно.

Клара велела мне замолчать, потому что вернулась Кэти. В каждой ладони она несла по три ягоды и старалась не раздавить их. Девочка шла странно, как будто не используя мышцы бедер и икр. Она просто отталкивалась по очереди ногами от пола и до следующего толчка плыла в воздухе. Я потом и сам попытался так ходить. Оказалось, что это самый эффективный способ передвижения при почти полном отсутствии тяготения, но рефлексы все время подводили меня. Вероятно, нужно родиться на Вратах, чтобы так естественно пользоваться этим способом.